Будь Людовик на два года старше, а не младше ее, Жасмин запросто могла бы влюбиться в него. В свои четырнадцать лет он уже превосходил ее ростом, а его все более раздающиеся вширь плечи придавали ему ту величественную и грациозную осанку, которую, как ей говорили, он унаследовал от своего прадедушки. Ей доставляло огромное удовольствие танцевать с ним, потому что он учился танцам у лучших учителей, так же как и Жасмин, и они оба наслаждались внутренним чувством ритма. Король всегда приглашал ее на танец хотя бы раз за вечер, а иногда и чаще. На маскарадах они заранее извещали друг друга о том, какие маски выберут, и тогда им удавалось танцевать и вообще проводить время вместе без каких-либо ограничений. Если они встречались днем в парке, то это чаще всего не было случайностью, хотя Жасмин всегда кто-нибудь сопровождал: обычно она гуляла в компании Берты, своего бдительного стража. Людовик игнорировал, насколько это было возможно, пятилетнюю испанскую инфанту, с которой был помолвлен и которая, к его крайней досаде, постоянно семенила за ним, если только он не успевал вовремя закрыть дверь. Однажды днем в зале Зеркал, когда Берта терпеливо ждала, сидя в бархатном кресле в зале Войны, Людовик заговорил с Жасмин о своей свадьбе, которая должна была состояться через десять лет.
— Если бы я мог, я бы отослал ее обратно в Испанию, — насупившись, сказал Людовик. Он стоял, опустив плечи и засунув руки в карманы, и был похож в эту минуту на обидевшегося школьника. Два года назад, когда ему сказали о том, что решение было принято от его имени, он расплакался, но с тех пор стал мужчиной. — Я хочу сам решать, на ком мне жениться, когда придет время.
Она искренне ему сочувствовала. Впервые король говорил с ней о своих личных делах: до сих пор он, как правило, проявлял подчеркнутую сдержанность в этих вопросах. И если уж дошло до откровенности, значит, его отчаяние достигло предела.
— Что касается меня, то я никогда бы не смогла смириться с тем, что мне кого-то навязали помимо моей воли, — заявила Жасмин.
Людовик тяжело вздохнул и устремил свой печальный взгляд на Жасмин, которая ответила ему тем же. В порыве горького разочарования он вдруг выпалил:
— Как жаль, что ты не принцесса, Жасмин!..
Ее щеки тотчас залил яркий румянец, и она быстро, как бы невзначай, заслонила лицо ладонью от орлиного взгляда Берты. Король, поняв, что ему нельзя было говорить этих неосторожных, опрометчивых слов, тоже покраснел до корней волос. Но так уж случилось — внезапно для него самого, — что все его умение держать себя в руках, выучка и собственная природная сдержанность развеялись в дым перед этим прелестным, как весеннее утро, лицом и славными, отзывчивыми глазами. Жасмин выручила его:
— Вот и хорошо, что я не принцесса, а то меня отослали бы отсюда прочь, куда-нибудь на чужбину, чтобы я там вышла замуж за противного старикашку. И тогда мы бы не гуляли сегодня вместе…
— Да, это верно. Вы, конечно, правы.
Она пощадила короля, когда он был в неловком положении, и он был благодарен ей за это. Тема его свадьбы больше никогда не затрагивалась в их беседах. И все же эта мысль крепко засела в его сознании, войдя в него, подобно штопору, — как и все чаще дававшие о себе знать желания его молодого, сильного тела. Если бы он смог назвать эту девушку своей невестой, то и в самом деле считал бы себя счастливчиком, к тому же вовсе не пришлось бы ждать десять лет. Образ Жасмин стал преследовать короля даже во сне. В результате он с еще большим усердием искал ее общества. В каком возрасте они позволят ему иметь любовницу? Ночами он изнывал от физической неудовлетворенности.
Всякий раз глядя на атлетически сложенного молодого короля, Маргарита удивлялась и радовалась этим переменам, вспоминая того хилого, тщедушного маленького ребенка, каким он предстал в Шато Сатори в те трагические для династии Бурбонов дни. Она также видела и то, что начали замечать и другие: король был не так уж далек от того, чтобы влюбиться в Жасмин, сознавал он это или нет.
— Ты беспокоишься понапрасну, — сказал Лорент, упрямо не желавший усматривать в этом опасности. — Он же Бурбон, вспомни! Они все падки на женщин, как мухи на мед, и, ясное дело, он положил глаз на всех самых хорошеньких девушек в Версале.
— И тем не менее я думаю, что нам надо держать Жасмин подальше от королевского двора. Хотя бы некоторое время.
Лорент не желал и слышать об этом:
— Пусть это тебя не тревожит! Между ними ничего не может быть, кроме дружбы, ведь она не ровня ему, и никто не понимает этого лучше, чем сама Жасмин и сам Людовик. Наша дочка — вполне разумная девушка. И разве мы не говорим ей обо всех опасностях, подстерегающих ее в Версале? Да и потом, она же не бывает там одна: мы с тобой всегда сопровождаем ее на балы и маскарады, в иное время она ездит во дворец со мной. А уж если вдруг мы оба заняты, за ней присматривает Берта…