Танцы с королями. Том 1

Людовик, в смятенных чувствах, удалился в свои покои, с досадой отмахиваясь от придворных, которые то здесь, то там внезапно появлялись на его пути и пытались обратиться с просьбами, воспользовавшись его неожиданным приездом. Когда он заглянул в свой кабинет, там сидели два министра и листали бумаги, а в отделанной позолотой королевской опочивальне туда-сюда сновали лакеи, спешившие навести порядок. Везде царила суматоха, вызванная тем, что Людовик вернулся в Версаль на два дня раньше предполагавшегося срока. И хотя эти слуги, кланяясь и приседая в реверансах, быстро исчезли за дверью, королю не удалось остаться в одиночестве, потому что тут же за ним по пятам вошел один из министров, чтобы обсудить какое-то срочное дело. Однако в теперешнем своем состоянии он не мог собраться с мыслями и, отчаявшись, махнул рукой.

— Позже, — сказал он министру. — Не сейчас.

Однако об уединении не могло быть и речи. Приема у короля уже ждали в очереди свыше десятка человек. Бурбон сказал, что накопилось очень много важных и срочных дел, которые не могут быть решены без его вмешательства. Людовик прекрасно понимал всю подоплеку этой затеи. Бурбон хотел создать иллюзию, будто Людовик сам управляет государством, хотя на самом деле все бразды правления оставались в его руках. Точно такой же дьявольской хитростью регент смог отнять у него Жасмин. Людовика услужливо предупредили о том, что в Версале творится что-то неладное, и он сразу же поспешил оставить Фонтенбло. Но даже быстрые кони не помогли ему прибыть вовремя и расстроить козни Бурбона. Это был урок на будущее. Секреты необходимо тщательно хранить и оставить право окончательного решения по всем делам за собой, не доверяя никому.

Открыв стеклянные двери, он вышел на балкон, где когда-то стоял вместе с Людовиком XIV и наблюдал за переполохом из-за перевернувшегося фургона со льдом. Сейчас ему видны были экипажи, отъезжавшие из королевской часовни после брачной церемонии. Он располагал достаточной властью, чтобы остановить карету, отобрать Жасмин у де Вальверде и поместить ее в покои на одном этаже с его апартаментами, но результатом таких действий стал бы громкий скандал, который распространился бы далеко за пределы Франции. Разумеется, Людовик не собирался с самого начала омрачать свое правление произволом и терять уважение собственного народа. Ведь они уже высказывали всяческие признаки любви к нему, и пренебрегать этим было бы неразумно. Чувство долга в Людовике XV превалировало над всеми остальными.

Кареты уже отъехали и катили по Королевской площади по направлению к воротам. Жасмин с мужем должны были находиться в первой. В остальных десяти каретах следовала дворня: слуги, камердинеры, пажи, горничные, а замыкали этот кортеж породистые арабские скакуны герцога де Вальверде и фургоны, нагруженные вещами. Людовику оставалось лишь уповать на то, что Жасмин, увидев его в часовне на галерее, поняла, какие страдания он испытывает. Тогда у него возникло сильное желание положить руку на сердце в знак любви, о которой он так никогда и не осмелился сказать ей открыто, но в тот момент на него были устремлены сотни глаз, и ни о каком публичном проявлении чувств, разумеется, не могло быть и речи.

Как только экипаж Жасмин скрылся за воротами, Людовик вернулся с балкона в свою спальню. Из-за дверей, которые вели в смежный салон, слышался гул голосов: люди ждали, что он примет их или выйдет к ним. Это становилось уже совсем невыносимым, особенно в последнее время: нигде и никогда ему не давали остаться одному. Даже ночью, когда он лежал в кровати, принадлежавшей королю-солнцу и перешедшей теперь в его владение, рядом, за позолоченной балюстрадой на раскладной кушетке, чутко спал его телохранитель. Никогда еще Людовик так не страдал от полного отсутствия частной, жизни. Тяжелым могильным камнем лежала у него на душе сердечная боль и неизбывная грусть, и почти целые сутки ему приходилось крепиться и сохранять невозмутимое выражение лица. В огромном версальском лабиринте нельзя было найти ни единого укромного уголка. Это положение требовалось в корне изменить. Прадедушка предупреждал, чтобы он не увлекался строительством, но в данном случае речь шла о несущественной внутренней перепланировке помещений, которая принесла бы ему покой и уединение. Конечно, необходимо было все тщательно обдумать, но Людовик был тверд в своих намерениях на этот счет.

Король еще раз бросил взгляд в распахнутые стеклянные двери балкона. Кареты де Вальверде находились уже далеко, в самом конце авеню де Пари, и почти исчезли из виду. Вздохнув, он дернул за шнурок звонка и сел на табурет с золотой каемкой, вытянув вперед ноги и ожидая камердинера, который должен был снять с него ботфорты. Путь сюда из Фонтенбло был для короля долгим и нелегким, и ему хотелось принять ванну и переодеться. Будь он более искушенным в житейских невзгодах, мысль о Жасмин не преследовала бы его так долго.