Танцы с королями. Том 1

Жасмин очень хотелось надеяться, что в своем новом доме она обнаружит еще одну женщину, которая помогла бы ей скрасить безрадостное существование. Однако пожилой дядя Сабатина внушал ей почти такое же отвращение, как и племянник, и не было оснований полагать, что кто-нибудь из их мерзкого рода окажется более симпатичным. Не то, чтобы старикашка раздражал Жасмин тем, что игнорировал ее, как это делал Сабатин. Наоборот, за столом он обращался к ней, равно как и к племяннику, и от его крика у нее закладывало уши. Он был отвратителен ей своими привычками развратника, которые у иных людей сохраняются вплоть до преклонного возраста. Он не сводил глаз с ее декольте, встречал в коридоре один на один, постоянно норовил потискать груди или ущипнуть за ягодицы. После ужина, поднимаясь из столовой наверх в отведенную ей спальню, Жасмин услышала, как старый негодяй торговался с Сабатином за право провести с ней ночь. Ей вовсе не нужно было подслушивать, ибо, как все глухие люди, он не имел понятия о силе своего голоса.

— Что ты хочешь, племянник? Породистого гунтера? А может быть, станешь сговорчивее, если я заплачу твои карточные долги? Да, кстати, тебе всегда нравились тетушкины фарфоровые часы. Можешь взять их.

Жасмин остановилась на лестнице, в ужасе охватив пальцами горло. Неужели ненависть Сабатина к ней настолько велика, что он уступит ее? Сердце в груди бешено заколотилось в ожиданий ответа. Послышался сардонический смех Сабатина:

— Я назначу цену, но ты не сможешь заплатить.

— И какова же твоя цена?

— Письмо из Версаля, извещающее об отмене моей ссылки.

Его дядя, разозлившись, стал кричать:

— Но ведь ты же знаешь, что это за пределами чьих-либо возможностей! Тебе и этой аппетитнейшей штучке придется жить вместе в ссылке, и лишь смерть освободит вас, потому что твоя участь — это ее участь. — Затем он снова начал умолять племянника. — Одна ночка — не такое уж большое одолжение…

Сабатин насмешливо отвечал:

— Только не для тебя, старого, больного и вонючего козла!

— Ах, вот в чем дело! — Старикашка, поняв, что проиграл, разобиделся не на шутку. — Так значит, ты боишься заразиться после меня триппером, не так ли? Но я от него еще не умер, и не триппер уложит меня в гроб! Уж скорее я умру от любовного истощения, забавляясь с моими служанками.

Оба развратника — и старый, и сравнительно молодой — разразились при этом громким, кашляющим смехом. Жасмин, словно подстегнутая хлыстом, мигом взлетела по ступенькам наверх. Ее щеки горели от стыда. Бедная Жасмин чувствовала такое омерзение от услышанного, что ее даже начало подташнивать. То, что сказал этот противный старый хрыч о сроке ссылки, окончательно подкосило ее. И почему она не поняла с самого начала, что в качестве жены Сабатина ей придется нести тяжкий крест изгнания наравне с ним! Это означало, что даже если она через минуту овдовеет, ей все равно не разрешат вернуться домой.

При свете свечи, которую она держала в руке, несчастная девушка уныло переступила порог спальни, приютившей ее на эту ночь. Жасмин было всего лишь семнадцать лет, но все, что она ценила в жизни, уже было у нее отнято. Ведь ее отцу суждено было до конца дней своих оставаться инвалидом, и значит, мать не сможет оставить его и отправиться в долгий путь, чтобы навестить дочь. Жасмин осталась одна-одинешенька на всем белом свете, и такого с ней еще никогда не случалось. Уют родительского дома, нежная любовь отца и вечные заботы матери, старавшейся своими наставлениями уберечь ее от дурных соблазнов, — все это теперь безвозвратно кануло в глубокую пропасть времени. Она никак не ожидала, беззаботно проводя дни с Фернандом, такой страшной кары за свои прегрешения, к которым ее привела страстная и чувственная натура, искавшая наслаждений. Вся ее молодость, казалось сейчас Жасмин, стремительно оставляла ее тело и душу и куда-то улетучивалась в этой безобразной, гнетущей комнате с громоздкой мебелью из дуба и мрачными картинами, косо висящими на стенах. Ее искаженное отражение появилось в старом помутневшем и потрескавшемся зеркале, изготовленном еще до того, как французские мастера зеркальных дел открыли секрет безупречного качества своих изделий. Бессильно уронив руки, она, затаив дыхание, всматривалась в свое отражение и видела в нем себя через несколько лет. Нет, даже не через десять лет и не через год, а сейчас, потому что ее душа уже постарела и высохла от груза отчаяния. Никогда больше не познает она в своем сердце счастья и радости, блаженства свободы.

— Ах, мамочка, — прошептала она в тишине спальни, — ну почему ты сделала меня слишком стойкой и упрямой? Ведь для меня сейчас было бы таким облегчением покончить счеты с жизнью. — Она шагнула поближе к зеркалу. — Я не хочу жить дальше. Вместо будущего у меня черная, зловонная яма, куда я падаю все глубже и глубже. Вы с отцом вечно спорили из-за моего воспитания. У каждого из вас были свои понятия о том, что является для меня благом…