Танцы в лабиринте

- Да ты понимаешь, Борюсик в отъезде, а этот в его отсутствие вообразил себя вожаком стаи, со мной ругаться вздумал. Ты представляешь? Я его прищучила, так он обиделся, взял, гад, и на постель насрал. Не на нашу, правда, а в гостевой комнате. Ну, я его в угол загнала и ремнем так отпиздила... Теперь вроде все понял, но все равно мне назло по грядкам шастает. Давай выпьем, а?

- Ну давай... - Волков взял рюмку Гурского, налил из стоящей рядом на столике бутылки в нее водки и потюкал ею о трубку. - Слышишь?

- Ага! - засмеялась в далекой Канаде Алена и тоже чокнулась чем-то о свою трубку. - Поехали?

- Твое здоровье.

Волков выпил и, подцепив вилкой из стеклянной миски квашеной капусты, закусил.

- Алло, ты где? - спросил он в трубку.

- Да здесь я... Я вот смотрю, почему у меня чеснок упал? Ты не знаешь? Может, палочки поставить? Тузик! Зараза...

- А ты что, в огороде, что ли?

- Ну да... - засмеялась Алена. - Мы же дом купили, ну, в кредит, конечно, полчаса от Монреаля, я Гурскому говорила. Тут рай просто - речка течет недалеко, бассейн во дворе. Ну, я на лужайке грядки и вскопала. Помидорки посадила, редиску, укропчик... Чеснок вот. Он у меня взошел, подрос, но что-то упал. Почему? Спроси у Гурского, он все знает.

- Гурский, - повернулся Петр к вошедшему в комнату Александру, - почему у Алены чеснок взошел, а потом упал?

- Поливать надо... - пожал плечами Адашев-Гурский.

- Слышишь?

- Ага-а... - донеслось из трубки. - Слушай, а ведь верно... А я думала так вырастет. Ну что, еще треснем?

- А ты не разоришься?

- Да нет, девятнадцать центов минута. Канадских центов. Ерунда. Сейчас, я только в дом вернусь, а-то у меня уже стакан пустой, а выпивка - там.

- Ну давай... - Волков налил себе еще рюмку.

- Ты там как?

- Готов. А ты?

- Аналогично.

- Ура?

- Ура.

Петр выпил и закусил капустой.

- Слушай, мать, давай прощаться, а?

- Ну ладно, давай. Я посплю, а потом еще позвоню.

- Счастливо.

- Ну пока.

Волков повесил трубку.

- Слушай, - он посмотрел на капусту, - а у тебя другой закуски нет, что ли?

- Так ведь пост, Петя.

- И ты все посты блюдешь? - скептически взглянул на друга Петр.

- Только Великий. К сожалению.

- Все сорок дней?

- Так есть-то только первую неделю хочется, а потом втягиваешься, и ничего.

- И рыбу не ешь?

- Ни мяса, ни рыбы, ни яиц, ни молочного.

- А что же ты ешь?

- Все остальное.

- Гордыня это все.

- В смысле?

- Ну... вот, мол, я какой! Воззри на меня, Господи! Видишь, дескать, насколько я в полном самоотвержении неимоверно крут?

- А монашествующие? - заинтересовался позицией друга Александр.

- Ну... у каждого своя судьба, конечно. Если уж в миру греху противостоять силенок не хватает...

- Так они же не только ради себя. Они за всех молятся.

- Дело хозяйское, конечно, только за всех бы не надо.

- Ну поня-атно. За нас с тобой еще туда-сюда, а вот за гниду всякую...

- Именно.

- А это ты решать будешь - кто гнида, а кто нет?

- Гнида, она и есть гнида.

- Да пошел ты...- беззлобно сказал Гурский.

- А водку пьешь.

- Во-первых, винопитие в пост не запрещается, а лишь не благословляется. И значит, немножко, для укрепления духа и возвеселения души, можно. А во-вторых, Алене там одиноко, она звонит раз в полгода, просит выпить с ней и поболтать. Я что, обманывать ее должен, пустым стаканом чокаться? Я вот тут намедни в дом один зашел, по делу, меня там люди котлетками угощали. Вкусненьким от всей души потчевали. Так я, опять же, что, по-твоему, нос должен был воротить? Дескать, мол, как же так, что вы себе в Великий пост позволяете... Я ел. И нахваливал. Потом, правда, с горшка сутки не слезал организм-то на растительный рацион уже перестроился - но... Короче, гордыня не гордыня, может, ты и прав, но до Пасхи всего три дня осталось. - Гурский закрыл пробкой водочную бутылку и отнес ее в холодильник.

- Ты чего хотел-то? - вернулся он в комнату.

- Да... Тут вот что. - Волков вышел в переднюю, раскрыл стоящую под зеркалом кожаную сумку и вынул из нее небольшой, но увесистый сверток, плотно упакованный в черный пластиковый пакет и перетянутый скотчем. - Здесь - все твои деньги. Ну, твоя половина от всего.

- А...

- И брюлик твой тоже. Я его в пакетик запечатал, все аккуратно, не сомневайся.

- Да я не о том. Чего это вдруг? У тебя и сейф дома в стенке, и волына... Куда мне их девать-то? Меня же обнесут. И грохнут.

- Это если кто узнает.

- Да все узнают. Моментально.

- А ты не трепли. Есть куда схоронить-то?

- Куда... - задумался Гурский. - Ты же говорил, что мы их вложим. Я бы на проценты жил. Мне достаточно, я аскет, ты же знаешь.

- Ладно, это все потом. Просто у меня, понимаешь, ситуация сейчас сложилась такая, что... всякое может быть. Лучше, чтобы твои деньги у тебя пока полежали. На всякий случай.

- Так давай и свои тогда.

- Да ладно. Не нужно. Это мои проблемы. И... ну, в общем, так надо. Есть там момент один... короче, это мои заморочки, я сам решу.

- Ну надо так надо. - Гурский взял пакет и обвел взглядом комнату.

- Только в белье не прячь, как все.