Танцы в ночи. Магия любви

Марк, измученный ненавистью к своему надзирателю и самому себе, молчал – но слушал. А под конец третьего дня задал свой первый вопрос.

В тот раз Стефан рассказывал о внушении, точнее, о воздействии, в результате которого человек не теряет самоконтроль полностью, но начинает испытывать к семарглу нечто вроде высшей степени доверия.

– Хочешь что-то внушить человеку, сначала внуши это самому себе, – рассказывал Стефан, прислонясь к кирпичной стене.

Сквозь маленькое окно под потолком пробивалась полоска лунного света, и Стефан отчетливо видел застывшее лицо Марка, лежащего на полу в дальнем углу подвала. Живое существо в нем выдавало лишь дыхание.

– Если хочешь вызвать желание, – учил его Стефан, – возжелай сам, спокойствие – стань безмятежным, повиновение – будь готов стать тираном. Повторяю: тебе не нужно это испытывать, тебе нужно заставить себя думать, что ты это испытываешь. Ты должен перевоплотиться, стать первоклассным актером.

И в этот момент Марк подошел к двери.

– Я воздействовал на Владу? – спросил он.

«Ну, конечно, – Влада, – подумал Стефан. – Что же еще могло заставить его заговорить?» Он колебался, сказать ли правду, слишком уж соблазняла возможность наказать Марка за его выходки, посеять мысль, будто бы его отношения с Владой – лишь результат неосознанного внушения. Но Стефан не стал этого делать.

– Влада – Искатель, это другое, – ответил он. – Ты можешь вызвать в ней сомнение, но не убедить ее. Она твоя только наполовину.

После этого ответа Марк уже не вернулся на свое место, а сел возле двери. Теперь лунный свет падал прямо ему на лицо, задумчивое и в то же время решительное. Эта внезапная перемена заставила Стефана засомневаться, так ли уж хорошо он изучил своего подопечного. Только Марк не оставил времени на размышления.

– Илона не была Искателем, – бесстрастно произнес он, но металлические прутья двери в его ладонях тихо скрипнули.

– Я каждую секунду хотел знать, что Илона чувствует на самом деле, воздействие мне бы только мешало. – Стефан подошел к двери вплотную. Происходи эта сцена три дня назад, Марк, наверняка, уже схватил бы его за горло. Но юный семаргл научился держать себя в руках. Способный. Хоть и строптивый. – Я воспользовался этой возможностью только однажды: когда пришел на похороны вашего отца. Илона была в ужасном состоянии, она не слышала меня, и я успокоил ее с помощью внушения. Причем это тоже получилось само собой: я просто почувствовал, что так нужно.

Стефан замолчал, и Марку вдруг показалось, что они поменялись местами. Теперь тюрьма находилась по другую сторону решетки.

– Чем сильнее чувство холода, тем слабее самоконтроль, и, как результат, способность воздействовать, – продолжил Стефан. – Если холод неимоверно сильный, ты становишься беспомощным, как человек. По крайней мере, в ту Невестину ночь у меня было именно так, – предупредил он следующий вопрос Марка.

Эта откровенность не уничтожила пропасть между семарглами, но словно соединила края хрупким подвесным мостиком. С того вечера монолог Стефана превратился в подобие диалога. Марк по-прежнему предпочитал отмалчиваться, но, почувствовав приближение Стефана, уже не скрывался в глубине подвала, а садился возле двери и внимательно слушал, иногда задавал вопросы. Он спросил, каким образом люди становятся кормушками, и Стефан рассказал ему историю Рыбака, журналиста, обреченного на смерть, потому что тот увидел и услышал больше, чем позволено обычному человеку. Ему предложили выбор: умереть или остаться в Огневке. Рыбак предпочел Огневку.

Была парочка романтичных историй. Например, Клара влюбилась в семаргла и сама поехала за ним в поселок, зная, что, возможно, никогда оттуда не вернется. А вот Антон изначально не был кормушкой. Он оказался в Огневке по доброй воле: решил, что обязан семарглам жизнью (когда-то Стефан учуял его по запаху крови – в тот вечер отец Антона был особенно жесток). Стефан никогда не использовал парня в качестве кормушки, хотя не сомневался: стоит попросить, и Антон согласится, не задумываясь. Кормушкой же парень стал исключительно по собственному желанию: соблазнился одной стервой.

В следующую ночь Марк начал разговор первым.

– Как Влада? – спросил он, подойдя к двери.

Стефан, не торопясь с ответом, сел на свое обычное место.

– С Владой все в порядке. Она смирилась с заточением, ведет себя замечательно, питается хорошо.

– А кто приглядывает за ней? Я к тому, что «замечательно себя ведет», «хорошо питается» – это не про Владу. Она не вела себя так, даже когда ей было десять. Разве что, если ей было нужно усыпить чью-то бдительность.

Вместо ответа Стефан вышел за дверь и спустя минуту вернулся с Кларой. Марк сжал прутья решетки. Он понял, какой перед ним стоял выбор: выпей настоящего тепла, и ты получишь ответы на все вопросы. Или откажись – и потеряй все, чего достиг за последние дни – вместе с надеждой вернуться к Владе.