Танцы в пыли

Конгрейлы жили в Котсвольдсе, неподалеку от Страуда. В окрестных лесах водились даже медведи. И Магда прислала ему захватывающий рассказ о своем первом выезде с братьями на охоту — как раз на медведя.

«В седле я всегда чувствую себя счастливой, поэтому больше всех развлечений люблю верховую езду, и за это сэр Адам меня бранит… — писала она в одном из писем. — Конечно, я что-то делаю и по дому, но все равно для меня милее мчаться вслед за гончими так, чтобы ветер свистел в ушах, и чувствовать под собой мощное тело коня…»

Эсмонд перечитывал это место в письме несколько раз, вспоминая ощущения, которые испытал, когда впервые наткнулся на поразившие его строки. Тогда ему показалось, будто в его монастырскую келью ворвался порыв свежего ветра и принес с собой особый пряный дух охоты. Что и говорить, тут он вполне разделял вкусы Магды. Хотя и не был в особом восторге от таких пристрастий молодой женщины. Его никогда не прельщали девушки, похожие на сорванцов. Наверное, в Магде нет и сотой доли той нежности и женственности, которыми обладала его Доротея… Вместе с тем он не мог не признать, что ее письма полны трогательной заботы.

«Из-за того, что я сама пережила так много, могу представить ваши муки, сударь. Я знаю, что ваше сердце похоронено в могиле вместе с моей бедной кузиной, которую я любила и которой восхищалась более всех в нашей семье…»

Эта ее способность к сочувствию подкупала Эсмонда. Однако он не знал, да и особенно не задумывался, что за страдания выпали на ее долю, разве что в первый момент, когда ему показались несколько странными вздохи молодой родовитой особы по поводу того, что она пережила.

Он начал даже задумываться над тем, как она может выглядеть и похожа ли хоть сколько-нибудь на его безвременно ушедшую возлюбленную.

Сам граф написал в Страуд единственный раз, и послание содержало лишь скупые слова благодарности за сочувствие. И все же он написал. Пусть коротко и сухо.

С конца октября от Магды не было ничего слышно, и он решил, что на этом переписка закончилась.

В Морнбьюри-Холл Эсмонд прибыл уже к вечеру. На ветвях падубов красным огнем горели ягоды, предвестники суровой зимы. Липовая аллея казалась хмурой и безжизненной. Резкий северный ветер гонял по небу черные тучи, готовые разразиться снегопадом.

Внезапно Эсмонд ощутил, насколько реально и беспредельно здесь его одиночество, стоило ему лишь выйти из кареты и бросить взгляд на свой дом. В окнах горел свет. Навстречу ему выбежали с фонарями слуги.

Вот он и приехал домой. Только вот зачем? К кому? Разве что есть старина Вилкинс — вот с кем он сейчас с удовольствием поговорил бы… Но где же старик? Почему не выходит?

Расстегивая на ходу пальто, Эсмонд прошел в холл. В большом камине ярко пылал огонь. Граф кивнул в ответ на многочисленные поклоны и приседания слуг, которые выстроились, чтобы поприветствовать своего хозяина. Среди них не было ни одного, кто не радовался бы его возвращению.

Первой ему навстречу шагнула миссис Фланель, ее белый чепец особенно подчеркивал порозовевшие от волнения щеки.

— Добро пожаловать домой, милорд, — с присвистом от одышки сказала она.

— Рад снова попасть сюда, — сказал Эсмонд.

— Мы все надеемся, что ваша светлость не страдает неизлечимой болезнью после… после…

— Спасибо, я вполне здоров, — сказал Эсмонд, а затем, оглядев исподлобья лица собравшихся, спросил: — А где Вилкинс?

По рядам слуг пробежал шепоток. Все стали оживленно переглядываться друг с другом. Миссис Фланель закусила губу, помялась, а затем обратилась к хозяину:

— Милорд, мы не хотели вам говорить, чтобы не расстраивать… но несколько дней назад он совсем слег. Какая-то внутренняя болезнь, как сказал врач. Его уже долгое время мучили страшные боли. Я знала, но он просил ничего не сообщать вашей светлости. Вы бы видели, от него остались кожа да кости. Ах, бедный, бедный наш мистер Вилкинс!..

Она запнулась и всхлипнула в платок, который извлекла из огромного кармана своего белого с оборками передника.

Эсмонд прикрыл глаза и сцепил руки. Значит, Вилкинс умер. Перестало биться его старое верное сердце… Еще одна смерть… Еще одна потеря… Конечно, ее не сравнить с потерей Доротеи, но все равно больно. Больно и горько. Ведь он по-своему любил старого слугу. А теперь не осталось никого, кто искренне заботился бы о нем и о ком хотелось бы позаботиться ему. Разве что Арчи, но они так часто в разлуке…

Под неотрывным взглядом слуг он повернулся и зашагал вверх по лестнице.