– Может, лучше скумбрию? Она дешевле.
– Знаешь – за три рубля на три рубля… Ты только скажи, ты сам будешь окуня?
Супермаркет был как бы место для мужчин и женщин, узаконивших свои уикендные встречи. Они ходили с умильными друг к другу лицами, но готовые в любую секунду разъяриться.
– Скажи, что из мяса надо взять?
– Смотри сама, Нянь, что ты будешь, то и я.
– Нет, я же мясо не особенно, это чтобы тебе, зая, быренько перекусить.
– Может, сосиски?
– Ты что? Нет, ты скажи, что тебе нравится?
– Мне нравятся котлеты.
– Какие?
– Вот эти.
– Может лучше кусок мяса купить? Кто знает, что в этих котлетах. Ты скажи…
От ярости у меня онемели ноги, стало подташнивать и чтобы сдержать себя, я спокойно и нараспев спросил:
– Ня-а-нь, а почему Гарванич – Гарванич? Фамилия такая?
– А-а, – обрадовалась она нашему совместному общению. – Он сам всем говорит, что он сербский князь.
– Смешно.
– Да, как ты – Степной барон… О, Анваруля, я люблю этот сыр!
– Этот?
– Да, ты понюхай его, чем пахнет… ну чем, скажи?
– Спермой.
– Точно, а ты откуда знаешь?
– Ну, у тебя вопросы…
– А у тебя ответы!
– Хочешь, джин-тоник Greenalls возьмем, как он тебе, Анвар?
– Ненавижу, у меня с ним плохие воспоминания связаны.
Я встал на подставку тележки и катился за Няней.
– Какой ужас, – вздыхала она. – Какое-то царство потребления.
Она ужасалась, но ей нравилось здесь.
– А там смотри книги, видео. Кустурица снял какую-то комедию, возьмем?
– Надоел мне Кустурица. Сам себя пародирует. Все кончено.
Какие-то люди искали друг друга и перекрикивались на весь зал. Я чуть не врезался в электрокар.
– Подожди меня, я схожу в бытовые товары. Купить тебе что-то для бритья?
– Нет, я так, мылом.
– Ты што говоришь-то, зай?
– Купи пену.
– Пену, может, лучше гель? Что с тобой?
– Мне плохо, Няня.
– Как?
– Мне просто пиздец, у меня руки отнимаются, давай быстрее и все, пять минут еще и все. И все, все…
– Но куда же ты все спешишь, Анвар? Куда тебе спешить?
У меня падало давление. Девушка у касс оглядывала свои покупки с якобы детским, но на самом деле бездумно-животным взглядом, и закусывала губу, будто бы перед некой проблемой. Толстый женственный мужик с абсолютной уверенностью в законности своего существования обхватил губами горлышко Guinness, глотнул. Безостановочно пищали кассовые аппараты и играла компьютерная музыка, верещали игровые автоматы, хрустели пакеты. Пахло синтетическим переходом от жизни к смерти. Кто-то звонил по мобильнику и трепал барсетку. Я чуть дольше посмотрел на женственного парня и сразу же увидел страх в его глазах, еще немного, и я бы разоблачил его, он отвел взгляд и беспомощно оглядывался. Я увидел в руках кассирши «Печень трески». Вспомнил, как Серафимыч покупал мне печень трески, и, если она была горькая, он сам ее съедал, а мне покупал новую. Как он умудрялся так делать покупки, что я ничего не замечал?! Он будто бы и не покупал еды, но мы не умирали с голоду.
Няня обиделась на меня и нервничала с красным лицом. Из-за ее обиды и этого лица, и оттого, что я очень хотел, чтобы все было мило, как у людей, я рассвирепел еще больше и готов был орать на весь магазин и не упаковывать все это в аккуратные пакеты, а расшвыривать. Вот сейчас. И я глубоко вдыхал и считал до тридцати.
– Что случилось, Анвар?
«Десять, одиннадцать, двенадцать…»
– Так… ничего, Нянь, – я укатывался от нее на тележке.
– Я уже не понимаю, что я такого сделала?
«Семнадцать, восемнадцать».
– Могу же я знать. Ведь ты от меня скрываешь…
Мы вышли на улицу, я катился на тележке к нашей машине.
– Няня, я просто ненавижу всех этих людей!
– Да что они-то тебе сделали?!
«Двадцать девять, тридцать».
Няня закричала и поднесла ладонь ко рту.
– Я их…! – спрыгнул и пытался затормозить, но тележку и меня заносило, а они все ехали, я увидел нагнувшееся ко мне лицо водителя в куртке «Аляска», и вдруг чужой и неожиданно сильный удар… этот запах и медный привкус крови в носоглотке.
Открытые двери машины, Няня что-то объясняет какому-то мужику… а что случилось?
Нелли Рубер-Волкадаева – 500 $
Куда бы мы с Няней не пошли, всегда было ощущение, будто я выглядываю из кармана чужого мне мужика, и вздрагиваю, когда его называют моим именем, и стыжусь перед своим вечным сторонним наблюдателем.
– Нянь, а что за необходимость такая координировать работу в сфере пиар, в целях создания положительного имиджа налоговой полиции Российской Федерации?
– Так, подожди, Анвар, мне некогда.
– У них один имидж…
На этих светских мероприятиях Няня подходила к нужным людям и с особенной беззаботностью быстро проговаривала свою должность, слегка выделяя «налоговой полиции».
– О-о, – с шутливым испугом отстранялись собеседники.
Няня сдержанно улыбалась.
– Да-а, поднялся я, поднялся, – говорил парень с комсомольски-плакатным лицом 1970-го года.
Он с гордостью выпячивал свой цинизм, это было модно, и Няня слушала его с уважительным одобрением и намеренно преувеличенной завистью.
– Эх, мне б еще два таких дефолта, – сожалел он.