Танжер

В этот день все смотрели на нас, как будто мы были единственные мужчина и женщина на земле. Мы обнимались в метро, я остро чувствовал ее тело сквозь одежду. Вспыхивало в голове все наше ночное, и мышцы сводило судорогой. Она и сейчас была обнаженной передо мной, так хорошо я знал и чувствовал все ее тело. Потом сидели в вагоне, и я прижимал ее к себе. И было до удивления удобно обнимать ее, уютно ехать с ней под боком, даже странно становилось, как я умудрялся все это время ездить один. Потом уступили место старухе. Даже старуха посмотрела на нас. Стояли у стены в тряском вагоне. Между нами были наши странные одежды, прозрачная стена дневного, шумного и такого бессмысленного людского мира, но мы все еще продолжали любить и ласкать друг друга. Я чувствовал свой отяжелевший член у нее внутри, он напрягался, и она смотрела на меня так, будто тоже чувствовала его там. Я знал, что она сейчас возбуждена, и у нее там скользко и намокли волосы, я почувствовал их на своих губах. Видел сквозь холстину платья ее грудь и знал, что ее возбужденным соскам больно тереться о жесткий лён. На нас смотрели. Он скользил и разбухал в ней, а я смотрел на нее.

– Да ты же меня любишь, – сказала она.

Я посмотрел на нее и испугался, что мои зрачки могут треснуть.

– Я чувствую себя женщиной с тобой.

Парень посмотрел на нас и опустил глаза. Обернулась и задержала взгляд женщина на выходе.

– Я подарю тебе фотоаппарат для Германии, – говорил я, понимая, какая это малость из того, что я бы хотел подарить ей.

Она кивнула, поджала губы и быстро глянула на запястье. Прошли к дверям. «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ». Я обнял ее. Она глянула за мое плечо. Я понимал, что она хотела узнать время, не обижая меня.

Шли с нею по городу и шли с ней истинно вместе, шагали как одно целое. Я чувствовал ее тело как свое. Мои маленькие с нежной жидковатой кожей груди вздрагивали при ходьбе. Тесно было в платье моим полным округло-гладким бедрам, мягкой и холодной попе.

Она захотела мороженое и купила его сама себе, предлагала мне. Мы шли по этим старым и коротким переулкам Москвы. Тихо проехала роскошная машина, остановилась. Это по мою душу, подумал я. Вылез парень и крикнул мне: «Анвар, поехали с нами!» «Я с подругой!» – крикнул я ему. Нет, конечно, никто не остановился, не крикнул, и не позвал меня, и машина уехала вглубь теплой, уютной, загадочной и богатой московской жизни, параллельной нашему существованию. А мне так хотелось сделать что-нибудь хорошее для нее. Когда-нибудь так и будет: остановится машина, и меня позовут в ресторан «Русский царь», но только ее уже не будет со мною и не будет у меня такого состояния, как сейчас.

Проходили мимо открытого кафе, где я хотел побывать. Остро пожалел, что одолжил Гарнику двести тысяч. Полина смотрела на это кафе. Там сидели наши веселые ровесники.

– Золотая молодежь, – сказала она.

Ей очень хотелось туда, но она ничем не попеняла мне.

– Анвар, – сказала она. – Если хочешь, пойдем ко мне в гости?

– А твой Игорь однофамилец Гусинского?

– Однофамилец. Пойдем!

Мы вышли на «Ленинском проспекте» и пошли пешком. Эти места казались далекой и заброшенной заводской окраиной Москвы. Было пустынно.

– Надо продуктов купить и вино. Будешь вино? – спросила она, с готовностью доставая свой плоский кошелек.

Я пожал плечами и отвернулся. Мне было страшно жалко ее. «Она будет думать, что мне все равно, что я просто не хочу тратить на нее свои деньги, ведь она приглашает». Я уже понял, как сложно ей все дается в жизни, и как мало подарков она получала от мужчин. Мы зашли в маленький супермаркет. Вдоль рядов ходил пожилой грузин, я знал, что он следит за покупателями.

– Смотри, сколько стоит настоящая «Хванчкара», – тихо сказала она, сообщая мне это просто, как факт.

«Хванчкара» стоила в пять раз дороже, чем в киоске.

– Да-а, – протянул я. – Да-а.

«Да-а»… И когда грузин отвернулся, я быстро сунул эту бутылку под куртку, сжал ее изнутри, через карман. Сразу услышал, как громко стучит мое сердце. Пульс бился так, что меня пошатывало.

– ……………………, – сказал я Полине, не видя ее.

– ………, – сказала она. – Хорошо?

– Хорошо. Что вы будете, то и я.

Я пошел на выход, видя свою спину, обмирая с каждым шагом.

– Стой! Падайди сьуда!

У меня вспыхнуло в глазах. И на губах стала появляться виноватая, дурашливая и отдельная от Полины улыбка.

– Сколка раз нужно гаварить?! Положи туда, туда, – кричал он на грузчика с большой решетчатой тележкой. – Ты мне галава паламал уже.

Я стоял на улице. Колени вздрагивали, хотелось убежать в разные стороны. Я закурил и засмеялся. Я не мог поступить иначе. Если бы я не украл ее, эта бутылка сама материализовалась бы у меня под мышкой. Снова закурил. Я не мог иначе, я должен что-то дать ей. Я не…

Она вышла как ни в чем не бывало. Я взял пакет из ее рук.

– Не тяжело, Анвар.

– Ладно.

– Ты чего улыбаешься?

– Это тебе, Полина, – сказал я, показывая горлышко бутылки.

– Ты украл ее, что ли?! – она остановилась и оглянулась.

Она испугалась больше меня, растерялась.

– Я не мог поступить иначе, Полина.