Тара

... Ночь всходила на небо в чёрно-звёздных одеждах. Звонкая, холодная, она обещала первые заморозки, первые корочки льда на лужах. Тоскливые поля и деревеньки, а затем и мирные городки остались позади. Только резкие силуэты башен Тардрагеи высветились на чернильном небе, изображенные ещё более чёрной, густой краской.

Вымотанных десятком дней дороги путников встретила придорожная гостиница. Утром откроются городские ворота. А пока за нещадные цены караванщикам предлагали теплый очаг, обжигающий глинтвейн, отменный самогон, а так же жареных уток, гусей, баранину и ещё немало радостей.

Тюве, которой на протяжении дороги все, кроме Риона, сторонились, закрыла лицо платком. Добраться бы до комнаты, не наткнувшись ни на соплеменников, ни на орков... Но надеждам девушки не было суждено сбыться. Прячась за спиной старика, она слушала, как восторженно хвасталась мужу хозяйка гостиницы про остановившегося на постой эльфа:

- Он даже спеть обещал...

- Вечно ты на этих смазливых заглядываешься, - ворчал хозяин. - Постыдилась бы. За сорок бабе, а она об эльфах мечтает при живом-то муже.

- Рион, - Тюве дёрнула старика за рукав. - А рядом есть ещё гостиницы?

- Тихо, малявка. Кому ты сдалась такая... красивая.

Тювериэль закусила губу. Она уже привыкла к издевательствам над собой и даже поддерживала шутки караванщиков не хуже любой орки.

- Давай поцелую, черноглазый? Я почти взрослая. Мне уже можно. Тебя как, в щёчку, али сразу в губы?

Мужиков от такого передёргивало, а эльфа хохотала, не смотря на разливающуюся в душе горечь.

Не зови меня ты,
Не корми словами.
Черепок отбитый
У меня в кармане.

Черепок отбитый
Нацарапать чтобы
Не песке: Мы квиты.
Не держу я злобы.

Купить бы красоту у мёртвой армии. Вот только чем расплачиваться?

Тоскливый голос певицы в общем зале доносил всю печаль несбыточного. Ей вторила скрипка и гомон чужого веселья.

Ты со мною не был.
Не с тобой гуляла.
Не делили хлеба.
И постель не смяли.

Будут две дороги,
Путь нам светит разный.
Ты печаль не трогай,
А свободу празднуй.

Забившись в самый дальний угол, сев спиной к залу, Тюве принялась жевать непривычную для неё людскую пищу. Рион что-то говорил, давал наставления, как вести себя в столице, поэтому появление соплеменника она не почувствовала. Только когда старик запнулся и поднял вверх глаза, эльфа всё поняла.

Естественно, он не был ей знаком, этот хмурый смуглый красавец, высокомерный даже по эльфийским меркам.

- Что ребёнок делает так далеко от дома? - обвинительным тоном вопрошал он. По заплетённым в сотни косичек волосам змеились алые искорки. Строгий костюм был идеально бел.

- Я не обязан отвечать тебе! - Рион тщетно пытался показать, что нисколько не волнуется.

- Она эльфа, смертный. Несовершеннолетняя. Тебе известно, какое наказание...

Он не договорил. Тюве вытащила из кармана куртки блестящую пластину и показала, не давая эльфу в руки. Тот пробежался глазами по отчеканенному тексту, окинул девушку изучающим взглядом и брезгливо фыркнул:

- Тебя не возьмут к себе даже орки, недозрелка!

Повернувшись на каблуках, он отправился купаться в восторженном внимании людских женщин.

Глянув на покрасневшую от стыда эльфу, Рион ловко выхватил из её рук табличку. На человеческом, эльфийском и гномьем языках было написано:

Тювериэль Сирви Латраднифьель Ао`Кше Дармирс Фервалесрия

130 лет 16 дней 22 часа.

Миг, и цифра 22 сменилась на 23, как будто и была отчеканена изначально.

Тюве отняла свой документ у человека и посмотрела ему в глаза:

- Теперь ты тоже меня возненавидишь? Я на всю жизнь такая... красивая.

- Я изгой, как и ты, - бывший хранитель пожал плечами. - Меня выгнали оттого, что я старый пьяница и не могу справляться с прежними обязанностями. Тебя - из-за слишком неприглядной внешности. Нам обоим предстоит найти новое место в жизни. Мне нет смысла тебя презирать или как-то обижать.

Тюве кивнула. Действительно, ему нет резона её обижать.

... Город распахнулся перед ней цветной старинной книгой, где каждая картина раскрашена вручную. Люди удивляли её всё больше. Если в эльфийской столице нельзя было встретить представителей других рас, то в Тардрагее Тюве только и успевала выспрашивать у Риона:

- А это кто, с бородой до земли? А тот, винторогий? А зелёный с обвислыми ушами?...

Люди умудрялись вести дела со всеми, ничуть не умаляя при этом своего достоинства.

Прямые, как и в эльфийской столице, улочки. Здания из серо-коричневого кирпича, местами поштукатуренные, местами обложенные разноцветной блестящей плиткой. Пёстрые запоминающиеся наряды знати и успешных торговцев и простенькие, однотонные - рабочего люда...