Таракан

Прежде чем начать свое обращение, премьер вышел в центр круга. Когда он говорил, усы его дрожали от избытка чувств, и он медленно кружился на месте, обращаясь к каждому.

– Дорогие мои коллеги, спасибо вам за эти добрые мысли. Они глубоко меня тронули. В эти финальные моменты нашей миссии мы держим ответ перед истиной. Одну из них мы никогда не скрывали от наших драгоценных граждан. Для того чтобы могучие машины нашей промышленности, финансов и торговли смогли развернуться, они сперва должны замедлиться и остановиться. Грядут тяжелые времена. Возможно, что до крайности тяжелые. У меня нет сомнений, что борьба с трудностями закалит людей этой великой страны. Но это нас уже не касается. Теперь, когда мы оставили наши временные, инородные тела, нам открываются более глубокие истины, которые мы вправе восславить. Нашему виду не меньше трехсот миллионов лет. Каких-то сорок лет назад мы были маргинальной группой в этом городе – нас презирали и попирали, над нами глумились. В лучшем случае с нами просто не считались. В худшем – ненавидели. Но мы держались своих принципов, и наши идеи – поначалу очень медленно, но постепенно набирая темп, – возобладали. Наше главное убеждение оставалось неизменным: мы всегда действовали в своих насущных интересах. Как гласит наше латинское название, blattodea, мы не любим света. Мы понимаем и любим темноту. С некоторых пор, примерно последние пару сотен тысяч лет, мы живем рядом с людьми, усвоив их особое пристрастие к темноте, хоть они и не настолько преданы ей, как мы. Но всякий раз, как у них наступают темные времена, мы процветаем. Когда они живут в нищете, грязи и склоках, наша сила возрастает. И нам удалось – извилистыми путями, методом проб и ошибок – выяснить предпосылки для такого падения людей. Это, разумеется, война и глобальное потепление, а в мирное время – незыблемые иерархии, концентрация богатства, засилье предрассудков, сплетен, обособленность, недоверие к науке, интеллекту, к чужакам и социальному взаимодействию. Вам это известно. В прошлом мы переживали великие невзгоды, такие как строительство канализаций, отвратительный вкус чистой воды, разработка микробной теории, мирное сосуществование народов. Надо признать, мы понесли урон от этих и многих других бесчинств. Но мы давали сдачу. А теперь, как я верю и надеюсь, мы задали предпосылки для нашего возрождения. Когда это редкостное сумасбродство, разворотизм, приведет к обеднению большинства людей, что неизбежно, мы будем процветать. Если приличные, добропорядочные, обычные люди были одурачены и должны страдать, их утешит знание, что другие приличные, добропорядочные, обычные создания, вроде нас, будут счастливы, несмотря на возрастание нашей численности. Чистая сумма всеобщего благосостояния сохранится. Правосудие останется неизменным. Вы хорошо потрудились на нашей миссии за эти несколько месяцев. С чем я вас и поздравляю и за что благодарю. Как вы усвоили, быть Homo sapiens sapiens не так-то просто. Их желания так часто вступают в противоречие с их разумом. В отличие от нас, пребывающих в целостности. Каждый из вас приложил свое человеческое плечо к колесу популизма. Вы видели плоды вашего труда, ибо колесо это начинает вращаться. Теперь же, друзья мои, пришло нам время выступить на юг. К любимому дому! Прошу, колонной по одному. Не забудьте повернуть налево, как выйдете за дверь.

И хотя он не обмолвился об этом, он понимал, что каждый из его министров сознавал ожидавшие их опасности. Был ранний пасмурный вечер, когда они выскользнули через открытую дверь, мимо бдительного полисмена. Они были рады зимнему ненастью. Благодаря ему они не заметили маленького существа, спешившего к дому номер десять, чтобы вернуться в свое тело. В течение получаса группа Джима прошла под воротами Даунинг-стрит и достигла Уайтхолла. Они пересекли тротуар и спустились в канаву. Давно уже здесь не было навозной кучи. Живой лес ног в час пик загрохотал над ними. Чтобы достичь Парламент-сквера, потребовалось полтора часа, и там с ними случилась беда. Они ждали на светофоре, готовясь ринуться через дорогу. Но Тревор Готт, канцлер герцогства Ланкастерского, выскочил вперед всех, как с ним не раз бывало, и тут же исчез под колесом мусоровоза. Когда движение остановилось, весь кабинет бросился ему на помощь. Он лежал на спине и был поистине плоским. Из-под его панциря выступала плотная, кремово-белая субстанция, редкостное лакомство. Этой ночью они будут пировать и вдоволь повеселятся, а сколько удивительных историй смогут рассказать…

До того как светофор переменился, храбрецы как раз успели перевернуть павшего товарища и бережно положить ничком. Затем каждый из министров взял его за ногу, и они засеменили в направлении Вестминстерского дворца.