Тараканьи бега

Чин вдруг осознал, что все, уместившееся между «черт» (включительно) и «или» (исключительно), он, Чин, именно сказал. Вслух. Явив тем самым непростительное для практиканта нарушение субординации и, в общем-то, самое обычное человеческое хамство.

Впрочем, Изверг почему-то не спешил реагировать на возмутительное практикантское поведение. Изверг стоял над душой, довольно спокойно сопел — и все. Странно…

Чин-чин осторожно повернул голову, потом развернулся к экс-космоволку всем телом, а потом совсем выдавился из кресла и отступил на пару шагов от комп-подставки.

Изверов не отреагировал.

Изверов читал.

Выглядел он непривычно, страшновато даже — будто экспонат, смывшийся из музея пластеариновых фигур. Был на нем какой-то невообразимый махровый халат относительно серого цвета, каковое одеяние сверху открывало нескромным взорам умопомрачительно-волосатую тощую грудь, а снизу — не менее волосатые и тощие ноги в бесформенных меховых тапочках. Но халат с тапочками — то бы еще полбеды. Главная достопримечательность, прочно оседлавшая переносицу Изверга, вызвала у студента паническую судорогу невнятных подозрений насчет кибероидов, садомазохистов и последователей жутких религиозных сект.

Лишь через миг-другой, вспомнив кой-какие допотопные фильмы, Чин сообразил: очки. Кажется, именно так полагалось называть уродливую восьмеркообразную оправу, затянутую переливчатым мерцанием концентрированного биополя. И шептал Изверов, конечно же, не молитвы некому кошмарному технотеистическому демиургу — просто штуковина, поди, черт-те сколько лет не знала ремонта, разболталась вконец, и старику приходилось то и дело подавать команды на коррекцию оптических параметров.

Тем временем космический волк окончил царапать носом экран (дочитал, стало быть), снял и тщательно упрятал в карман свое оптико-силовое допотопье, а затем присел на кресельный подлокотник и упер близоруко сощуренный взор в переминающегося с ноги на ногу практиканта. Немая сцена все тянулась, тянулась, тянулась без малейшего намека даже хоть на теоретическую возможность завершения — точь-в-точь как горпигорский супермакроглист из… ну, неважно откуда.

Наконец Чин-чин не вытерпел и спросил осторожно:

— Что-нибудь не так?

— Все, — мрачно вздохнул Изверг, не переставая терзать Чиново лицо совершенно наждачным прищуром. — Решительно все стало не так. Решительно… А скажите-ка, — вдруг вздернул он прямо-таки отполированный подбородок, — вы там в училище называетесь студентами?

— Т-так точно, — оторопело выдавил Чин. — Как же нам еще называться?

— Вы больше похожи на курсантов, чем на студентов. Кстати, мы-то в свое время назывались именно курсантами, даже форму носили (красивую, с целой пропастью галунов да шевронов — не то что теперешние мышиные комбинезонишки)… А только не было в нас ни на микрограмм этого вашего… такточнизма всякого, буханья во фрунт… — Изверговы губы вызмеились в гадливой гримасе. — Помнится, однажды караван-командор Зукер… ну, если знаете, тот самый, что основал первую базу на Глории, — он нам бесприборную навигацию читал… Так вот, господин Зукер однажды попробовал ввести на своих занятиях перекличку на флотский манер: со вставанием по стойке «смирно» и ответствованием «Я!». А мы ему, представьте, обструкцию. И бойкот лекций. И депутацию к директору училища — с жалобой, стало быть. А директор… Вот досада, запамятовал я фамилию, одно помню, поговорка была у него: меня, мол, тошнит только от жирных немытых баб, от пива с керосином (ежели, значит, в смеси) и от слова «пацифизм»… Так вот-с, на поговорку ту несмотря, не глядя на вселенский авторитет пятикратного кавалера Звезды Первопроходцев, почетного гражданина Земли его рыцарственности караван-командора Отто Зукера, господин директор моментально вышиб означенного рыцарственного командора. Коленом, так сказать, под седалище.

Экс-космоволк поднялся, сунул руки в карманы чудовищного своего одеяния и принялся бродить туда-сюда — ссутулясь, жалко и трогательно шаркая тапочками по ворсистому эрзац-ковру.

Согласно условно-ночному времени бортовых суток в рубке горела лишь парочка притемненных настенников, их красноватые блики то более-менее сносно высвечивали вроде бы как-то усохшую Извергову фигуру, то превращали ее в мутный горбатенький силуэт…

Каждый раз, когда Изверов в своих шатаниях приближался к входному люку, Чин аж подскуливал тихонечко от надежды, что старик в конце концов устал философствовать и собрался баиньки. Надежды регулярно оказывались бесплодными. Наконец ветеран Космофлота с, казалось бы, совершенно уже однозначной решимостью направился к выходу, но, вместо того чтоб выйти, оперся о люк спиной и вопросил, вновь оцарапав лицо практиканта жестким взглядом из-под приопущенных век:

— У вас, небось, перед всеми занятиями переклички?

Чинарев раздраженно кивнул.

— Со вставанием во фрунт и ответствованием «Я!»?

Чинарев еще раз кивнул.