Тараканьи бега

Воцарившаяся на площадном демонстраторе ООРовская пресс-атташе по вопросам Глобальной Сети была хороша. Она без запинки, явно гордясь своей ловкостью, выговаривала «глоблокальнооперинформсеть», «квазиавтореставрирующийся суперкороткий сверхмакролонгольер», «дефенсдезинфекцакция»; итожащее чуть ли не каждый смысловой отрывок похоронное «абсолютная несостоятельность существующих защитных средств» у кого другого смахивало бы на шипение недодавленной гадюки, а у хорошенькой прессовички звучало как песня… Единственно, что раздражало, так это открытое вечернее платье. Декольте, глубиной способное тягаться с Марианскою впадиной, на удивление хорошо виделось сквозь снежную кутерьму и провоцировало мучительное недоумение: когда же эта миленькая говорунья обессилеет наконец корчить из себя йогиню какую-то, обхватит руками голые свои плечи и примется громко да внятно стучать зубами?!

— А как ты смотришь на маленько подсобить изнемогшему соратнику и другу? — Леночка скосилась на Матвея, увидела, куда и как тот смотрит в действительности, и фыркнула: — Ну конечно, мужику только покажи голое вымя, и валяй, меси языком любую хлопню — все зачавкает. Интересно, что ты там видишь? Блевотина эта небесная, две силовые ширмы… И вымя-то, между прочим… будто она его уже третья донашивает… Можно подумать, тебе здесь ничего лучшего нету для посмотреть!

— Я не смотрю, — сказал Молчанов. — Я слушаю.

— Тогда слушай крутя, — Халэпа ткнула подельнику фруктовый ножик, который с переменным успехом пыталась использовать в качестве отвертки. — Сам пришпандоривал, сам теперь и валяй. Только аккуратненько, слышишь?! А я… «Тогда считать мы стали раны…»

Матвей вздохнул и занялся. Слушать при этом — увы! — не удавалось: очень уж трудоемким и сложным оказалось отколупывание современного компьютерного дистанц-коннектора от рухляди, узлы коей скреплены (анекдот!) на болтах… как бишь это… а, клеммы. Да еще не дай бог, отсоединяючи, подпортить долбаного уродца. «Аккуратненько»… Как же, антиквариат. Век семнадцатый. Или даже шестнадцатый.

— Слышь, подруга! Может, ну его, этого динозавра от звукопередачи? Я все-таки не реставратор. Да еще без путного инструмента… Не будь жлобихой, давай выкинем.

— Я те выкину! Знаешь, сколько это стоит?! Не знаешь… А я знаю. И знаю, куда можно выгодно пристроить… Ну вот, так и знала! — Это она обнаружила-таки «рану» (едва различимую царапинку на художественно оформленном ногте). Обнаружила и едва не развсхлипывалась.

— Ну, пристраив-в-в-вай! — Ножик, соскользнув, воткнулся Матвею в палец, и неудалый крутильщик инстинктивно сунул проколотое в рот (что внятности речи, естественно, не способствовало). — А рафкруфыфать нафыфа… тьху! Раскручивать-то на шиша?! Прямо бы так и…

— А ты представь: пытаешься втюхать знатокам… я знаю… ну, например, шлем этого… Македонского… а на нем — портик для подключения генератора силового поля. Куда тебя с таким шлемом пошлют? Что? Ага, именно — если не дальше. И все равно пока делать нечего. Интерполовцы еще только часа через два-три заявятся (я специально им так назначила, чтоб до поры под ногами не сновигали). Что ж, скучать пока? Вон ты как на ту клизму визионную таращился… Если тебя ничем не занять, воспользуешься уединенностью-интимностью, приставать начнешь… Нет?

Впрочем, «нет» прозвучало как-то не очень в тон всему остальному — не с опасением прозвучало, а скорее с надеждой. Но тут Леночка, наверное, по аналогии с интимным тетатетом вспомнила Виталиево пребывание наедине с ее голой попой, вызверилась хищно, обшарила свирепеющим взглядом заснеженную площадь…

— Ушел он уже. Он уже, наверное, в лайнере, домой летит… — сообщил догадливый Матвей, вновь принимаясь за работу. — А как думаешь, сумеют макросы вылущить из банка?..

— Не сумеют, — безапелляционно заявила Халэпа.

— Я тебе уже говорил: опасно так недооценивать такого врага… Дьявол, приржавело, что ли?! Ага, стронулось… Нельзя, говорю, недооценивать. На Виталиеву якобы обмолвку про допотопную-недопотопную аппаратуру они, конечно, купились по-хлоповски — тем более нельзя ждать, что каждый раз…

— Ну, купились… Тут бы кто угодно купился. Кто б нормальный допер, что тебе удалось к компу вместо звучалки примайстрячить такой… как его — репродоктор? Еще дубовее той дубни, что ты на Виталия своего понавешал… И что крупнотвердые никакие не хлопы — то козе ясно. Но насчет банка я настаиваю: не сумеют!

Последнее заявление юная Халэпа провозгласила до того самодовольно, что подельник ее мгновенно отвлекся от реставрационных работ. И обнаружил, что Чингисханочка разматывает свою челку и что челка эта самая наверчена была на…

— Та-ак… — Матвей отложил импровизированную отвертку, поскреб затылок. — И когда ж ты успела?

Вопрос Лена сочла чисто риторическим, а потому ответила риторически же — выражением лица.

— А что же Белорученька в банк упрятал? — продолжал удовлетворять свое любопытство хакер-поэт.

— «Семечницу», — невнятно сказала Халэпа, возясь. — Отстань, не мешай. Я ж не спрашиваю, откеда ты всю эту электронную антикварию понавыдостал.