Тараканы в твоей голове (СИ)

— Логика в твоих романах, Самарин, а в жизни — чувства и эмоции. Ну же, встряхнись. Перестань жить прошлым и не заставляй меня и дальше говорить тебе умные вещи. Ты же знаешь, это не в моем стиле.

И он был чертовски прав. Но как же это бесило!

Глеб молчал и глядел себе под ноги, поэтому момент, когда Леньчик поднялся и ушел в ванную, едва заметил. Зашумела вода в душевой кабине, позволяя немного расслабиться и выдохнуть.

Звучало как чушь собачья, но если бы все происходящее было частью сюжета, то Глеб сказал бы точно то, что только что с умным видом изрек Леонид. Главный герой безнадежно влюбился, как это обычно бывает в книгах, без повода и каких-либо здравых предпосылок. Но разве в жизни не должно происходить так же? Резко, беспричинно, до бабочек в животе, будь они неладны?

Глеб встал, посмотрел в окно, где сквозь тонкие шторы просвечивало заходящее солнце, и вышел из номера.

— Ты где? — спросил он, позвонив Саше.

— В холле, хочу купить кофе, — услышал он ответ где-то у себя под ногами, перевесился через перила и увидел двумя пролетами ниже рыжую макушку. Саша подняла голову и помахала ему рукой, а другой продолжала прижимать телефон к уху.

Глеб скинул вызов и быстро спустился по ступенькам на первый этаж. После ужина многие возвращались в комнаты, чтобы отдохнуть, и на улице было не так шумно, как в течение дня. Солнце клонилось к верхушкам деревьев, но все еще было очень тепло, но уже не так душно. Саша потянулась и сунула руки в карманы джинс.

— Здесь так здорово. Я первый раз в Питере, жаль, мы видели город мельком, из окна автобуса.

Она шла чуть впереди, и ветерок шевелил рыжие волоски на макушке.

— Может, еще вернешься, — сказал Глеб, и она обернулась.

— Может. Скоплю денег и рвану сюда на неделю. Или на две. Хватит мне две недели, чтобы все посмотреть?

— Не знаю. Я и сам бывал только в районе Фонтанки и в Эрмитаже.

— Я бы погуляла пешком, — размечталась Саша и мягко улыбнулась сама себе. — Мама показывала мне открытки с Питером, она часто приезжала сюда в юности.

Глеб знал, что Саша недавно лишилась обоих родителей и жила у не слишком радушной тети и ее дочери, но впервые слышал ее мечтах и воспоминаниях. Это было что-то интимное, очень личное, и Глебу было тепло от того, что он стал к этому немного ближе.

— Мои родители постоянно путешествовали, — вдруг сказал он. — Они до сих пор половину года в разъездах, поэтому я рано нашел себе отдельное жилье, причем сразу в другом городе.

— Вы не ладили?

— Да не то чтобы не ладили, просто виделись не так часто, как мне бы хотелось. Зато они мне много чего рассказывали о том, что видели.

— Так это поэтому ты решил стать писателем?

Глеб пожал плечами. Он никогда особенно не задумывался о своих мотивах стать писателем. Просто это всегда в нем было, только проявлялось в разных формах.

— Вообще-то сначала я писал стихи.

Саша развернулась и пошла по тропинке спиной вперед, а ее огромные зеленые глаза, ловящие золотистый солнечный свет, смотрели на Глеба с восхищением.

— Правда? Помнишь какой-нибудь? Прочитай, пожалуйста.

Они уже достаточно далеко ушли от центра, вокруг возвышались ели, создавая иллюзию полной уединенности. Дорога шли вниз, к бассейну, имитирующему пруд. Глеб откашлялся и процитировал те строки, что больше всего отражали его состояние. Удивительно, что он вообще еще их помнил.

— Прошу тебя не надо обещаний,

Не надо слов бессмысленных и лжи.

С тобою мы и так давно на грани,

Вот-вот уже упасть на дно должны…

Он замолчал, по-новому переосмысливая давно написанные слова. Ему было лет двадцать, наверное, студент-второкурсник, которому не особо везло на любовном фронте. Он писал стихи, чтобы заполнить пустоту, а почти десять лет спустя его единственная сильная любовь перешагнула эту грань, о которой Глеб мог только писать.

— А дальше? — с искренним интересом спросила Саша. Она продолжала идти задом наперед и не видела препятствий, поэтому Глеб успел протянуть руку и удержать ее, когда ей под ногу попал крупный камень.

— Осторожнее.

Зеленые глазищи испуганно распахнулись, и Глеб в который раз удивился, какого они изумительного, такого редкого чистого цвета.

— Так чем закончилось это стихотворение? — тихо спросила Саша, продолжая цепляться за его руку.

— Прошу тебя, прошу, а в сердце мука…

Холодный разум, но в груди моей пожар!

Ты много боли причинила, но разлука

Мне нанесет решающий удар…

Дыхание вдруг начало застревать в горле, и Глеб был благодарен Саше за то, что она разжала пальцы и дала ему свободу.

— Очень красиво, — похвалила она и поспешно отвернулась. — Я вижу бассейн. Осталось немного.

Она прыжками понеслась вперед, наплевав на осторожность, и Глеб ускорил шаг, чтобы не потерять девушку из виду.

Водоем выделялся голубой кляксой на фоне ровной площадки с шезлонгами вокруг. Неподалеку были места для шашлыка, качели и лавочки, а выше, за каменной лестницей, начиналась мощеная дорога к жилым корпусам. Им повезло — у воды никого не было, и Саша бодро прошлепала к краю бассейна и потянулась.

— Вода, наверное, как парное молоко.