Таралиэль. Адвокат Его Темнейшества (СИ)

Он тяжело дышал и не надо было быть эмпатом, чтобы ощутить волны злости и страха, которые исходили от обычно доброжелательного эльфа. Я понимала, что боялся он не за себя, а за меня, и злился, что снова допустил такую ситуацию. Мы стояли вплотную друг к другу и нас потряхивало от резко похолодавшего воздуха и пережитого боя. Ноги совсем меня не держали, и я прислонилась спиной к стене; Асалас навис надо мной, закрывая от дождя, и прижал чуть подрагивающими руками. Он потихоньку начал приходить в себя, дыхание выровнялось, и ненависть, направленная на преследователей, чуть притупилась.

— Тара, это невыносимо, что ты постоянно рискуешь жизнью — хриплым от эмоций голосом прорычал эльф.

— Не только я — успокаивающе прошептала. — Моя жизнь никогда не была спокойной, ты прекрасно это знаешь, и никогда не будет — ни из-за профессии, что я выбрала, ни из-за моей силы. Или прошлого. Поэтому надо просто смириться и принять её такую, как она есть. И себя тоже.

— И с печатью? С ней тоже надо смириться?

А причем здесь это? Я подняла голову и встретилась с горящим глазами Асаласа. В них было страстное ожидание, неуверенность, боль и страх; такой мощный коктейль чувств, что я просто не успела закрыться, они обрушились на меня со всей полнотой, ввергая в собственный водоворот сомнений и переживаний. Я не могла оторвать от него взгляд. И не могла сказать неправду.

— Снять её не так просто — проговорила я осторожно — и демон не согласился…

— Но ты бы хотела?

— Каждый хочет иметь свободу выбора.

— А если бы он у тебя был? Что тогда? Смогла бы ты… ответить на мои чувства? — решительно, даже как-то отчаянно, прошептал Асалас и нежно взял мое лицо в ладони. Мы стояли в каменной нише, уже не замечая ни холода, ни влаги, стекающей по нашим лицам и смотрели друг на друга так, будто видели впервые. Я никогда не думала даже, что получу первое в своей жизни признание в такой ситуации.

И никогда не думала, что смогу отказать.

Близкий, родной мой. Брат. Да, я могла бы быть с Асаласом и мне было бы с ним хорошо. Но имела ли я право поступить так с его жизнью? Со своей жизнью? Не любить, но быть вместе? Начать нашу жизнь со лжи — и множить её день ото дня, пока она не погребла бы под собой и меня саму, и наши отношения? Я всхлипнула, чувствуя как прорывается моя собственная боль, и, наконец, покачала головой

— Прости меня

Асалас дернулся, застонал сквозь зубы, но не отпустил меня и не отшатнулся, а еще сильнее прижал к себе, будто пытаясь насладиться пусть коротким, но настоящим мгновением близости, и согреть своим теплом.

— Каких богов я прогневал, когда познакомился с тобой, Тара? — горько прошептал эльф куда-то мне в шею. Он сжимал мои плечи и спину, а я нежно гладила его по голове, легко касаясь мокрых волос. Как бы я хотела, чтобы все было по-другому, чтобы я могла ответить на его чувства! Даже печать не остановила бы меня тогда — я бы преследовала Правителя до тех пор, пока бы он не снял её, ну или нашла бы другой способ, пусть через годы, но нашла бы. Но он был моим другом — лучшим другом, и я теперь молила Тьму и Свет, чтобы он встретил ту, кто его полюбит с той глубиной, что он, несомненно, заслуживает.

Я тоже крепко обняла эльфа и прошептала снова, глотая слезы:

— Прости меня.

Я проснулась еще затемно и осталась лежать, таращась в потолок. Потолок был так себе — с неровной штукатуркой и грязными потеками. Но когда мы вчера осторожно выбрались из нашего убежища и быстро пошли по незнакомому району, было уже слишком поздно, чтобы искать какую-то приличную гостиницу. Что первое попалось, там и улеглись. На соседней кровати еще спал Асалас.

Оставались всего сутки, а мы пока далеки от нашей цели. Мозаика складывалась: видимо, Гатас и Юго и были как раз теми законниками, что поддерживали и покрывали разбойников, а то и сами придумали эту дань в надежде обогатиться. Убитый Ямаррршш, как раз, из сборщиков, да и убийца, судя по всему, тоже: конкурента он бы просто не пустил в дом вечером. Не было даже косвенных улик ссоры, а значит мужчина изначально заявился с определенными намерениями. Что они не поделили — непонятно, возможно, несдержанный оборотень в чем-то провинился, не угодил. Вот его и убрали; и, судя по всему, убийство организаторы решили скрыть не только от общественности, но и от своих, чтобы не было лишних волнений. Так что они подставили Прута, не испытывая при этом, понятно, моральных сомнений. На самом деле, если бы они не взялись лично топить паренька, то никто не обратил бы внимание на это дело, и оно быстро бы завершилось казнью. Но Гатас и Юго решили взять «справедливость» в свои руки и привлекли наше внимание.