Таралиэль. Адвокат Его Темнейшества (СИ)

Вампиры используют приставку «ван» для неблагородных и "цепеш" — для благородных. Полное имя Синь — Синь Ван Данаг. У людей же принято представляться по фамилии; или же полным сочетанием — имя плюс фамилия. Господин Юрко, Гатас, Юго — все это фамилии.

Для определения благородства происхождения у людей существует несколько вариантов. Так, в государстве Дор — Камараби, в котором находится Академия, принята приставка «ор»; в других государствах есть варианты «аль», использование признака статуса «сэр», «сэрра» или же перечень определенных благородных фамилий.

Глава 8

— Суд Трех готов выслушать доказательства и аргументы обеих сторон и вынести непредвзятое и справедливое решение.

Прут и его семья смотрели с надеждой. Я судорожно вздохнула. Что ж, дело объявили к слушанию. Теперь всё зависело исключительно от моего умения манипулировать фактами. Обманывать я никого не буду — да и не получится это. Я точно знала, что произошло на самом деле, но, по — настоящему, смогла бы аппелировать только к реально существующим уликам, а вот всё остальное судьи должны додумать сами. Причем, додумать в нужную мне сторону.

На заседание Суда Трех я пришла, глотнув тонизирующего зелья, в идеально выглаженной чистой рубашке и черной юбке в пол; видели бы меня присутствующие пару часов назад, после двух почти бессонных суток, полных «приключений». Но я успела привести себя в порядок, а Синь выдала подготовленные бумаги; всё — таки мы отличная команда, она собрала всю информацию, которую принес, в том числе, Рекена, и оформила её должным образом.

Судьи смотрели на меня настороженно. Ну да, сама же напросилась на прилюдную порку. Насколько я знала, двое назначенных судей — господа Наруш и Торло — не были дружны с Гатасом и это воодушевляло: ведь если судить по уверенным ухмылкам прокурора Юго и его подельника, они были намерены затянуть и Прута, и меня в воронку ложного правосудия. Мои планы были прямо противоположными: я собиралась добиться не просто снисхождения, но полностью оправдательного приговора.

В докладе по делу от господина Юго не прозвучало ничего нового. Но его речь уже не была такой банальной и сухой, как в прошлый раз — напротив, он блистал, перечисляя немало жутких и неоднозначных моментов, сопутствующих этому делу. Если бы я была сторонним слушателем, давно прониклась бы неприязнью к жестокому человеку, разрушившему счастье своей единственной сестры и влюбленного в нее юноши, то есть оборотня. Ага, а потом хладнокровно напавшего на этого самого оборотня, избившего и убившего его самым жутким образом. Свидетелей Юго не вызывал; их просто не было, да и не хотели у нас выступать свидетелями. Но судьям достаточно было перечисления того, что обвинение и защита обозначали уликами, и они сами решали, независимо друг от друга, считать эти улики доказательствами или нет. И решение принимали самостоятельно. Достаточно было убедительной речи, слов стражников, арестовавших Прута, да и в целом истории взаимоотношений семьи Калиш и оборотня — и вот уже прокурор уверен в победе. Меня всегда возмущало в подобных делах, что обвинители считают возможным так запросто, малой кровью, способствовать окончательному решению. Из разряда: «Если это был не он, то кто еще?» Я же должна была помочь господам Нарушу и Торло сосредоточиться именно на уликах, точнее, обратить внимание, что их в этом деле вовсе нет. И рассказать о собственном альтернативном видении произошедшего. А то Юго уже так запугал и запутал вопросами юношу, что тот и сам засомневался в собственной невиновности.

Наконец, слово защите. В отличие от меня, прокурор мог прерывать мой рассказ, но по делу. Судьи также могли вмешиваться, в том числе, задавать уточняющие вопросы или же пытаться убедить своих коллег в собственной правоте. И я видела, что Гатас уже порывается сказать что-нибудь гадкое. Несомненно, его разозлило, что оборотни не справились с задачей, и мы с Асаласом живы; я стала костью в горле, вон как он скривился. Что ж, пусть мне не доведется в этом деле выйти на истинных заказчиков убийства, но мальчишку я намерена спасти. Так что скривилась в ответ, едва удержавшись от того, чтобы показать язык, и начала свою речь с самого простого. Показала запись о въезде обвиняемого в Абан-кай, рассказала, что Прут отсутствовал в городе в ночь убийства и, более того, предоставила свидетельство господина из соседнего городка, к которому сын букиниста и ездил.