Тарантелла, или Танцы с пауками. Поцелуй тарантула и закрой глаза…

– Ну где ты так долго пропадала?! – он с силой схватил ее за руку и, притянув к себе, всю заснеженную, с залепленным снегом лицом, крепко обнял. – Как же я переживал за тебя… Ты только посмотри, сколько снега намело… Я уже и не знал, что думать…

– Со мной все в порядке, – сказала она, испытывая одновременно и стыд и радость от встречи. – Просто пришлось кое с кем поговорить…

Глава 8 Любовь в самом натуральном ее виде

Люсю она застала плачущей на кухне.

– Не обращай внимания, – сказал как бы между прочим Валентин, помогая Наталии раздеться, – она думает, что тебя занесло снегом… Впечатлительная девушка.

Он не мог рассказать ей о том долгом разговоре, который произошел между ними, и во время которого Валентину пришлось объяснить Люсе некоторые простые, на его взгляд, вещи. Она призналась ему в любви и попросила его в истеричной форме принять эту самую любовь в самом натуральном ее виде. Люся, совершенно потеряв голову, даже разделась перед Валентином, предлагая себя. И когда поняла, что все ее нравственные усилия потрачены напрасно, принялась взахлеб, еще более истерично обвинять Наталию в нелюбви к любящим ее людям. Она кричала что-то о Логинове, с которым Наталия живет, но груз проблем по хозяйству сваливает на домработницу Соню, о самом Валентине, который выполняет унизительную для мужчины роль верного пса… Ее было трудно остановить.

Она успокоилась только в его объятиях, которые сначала приняла за настоящие, но потом, понимая, что ее просто жалеют и гладят по голове, как по шерстке котенка, снова взбунтовалась… Она не могла понять, КАК МОЖНО ЛЮБИТЬ такую непредсказуемую и ускользающую женщину как Наталия, довольствуясь самыми что ни на есть крохами, в то время, как рядом находится существо на порядок надежнее и преданнее… Неужели красота Наталии является самый действенным рычагом этой связи ее с мужчинами?

Валентин, которого Наталия представляла Люсе поначалу как молчуна, на деле оказался вполне нормальным и даже разговорчивым человеком. Особенно, когда речь шла о самой Наталии. О ней Валентин мог говорить часами, доставляя Люсе нестерпимую боль. Он восхищался ею, в то время как Люся испытывала жгучую досаду от мысли, что никто и никода не скажет таких слов о ней…

Поэтому, когда стемнело, а Наталия еще не пришла, она призналась себе в том, что даже немого РАДА этому обстоятельству. Но это чувство было кратковременным и уже через час сменилось на самую настоящую панику при мысли, что Наталия могла замерзнуть или даже погибнуть…

Никогда в жизни Люсе не приходилось еще испытывать такие сильные эмоции: ее бросало то в жар, то в холод. Она совершенно запуталась в собственных мыслях и чувствах. И все потому, что рядом находился мужчина, который внушил ей страсть… И даже не внушил, а разбудил в ней то женское, которое было заложено в ней с рождения… Тело ее горело, губы запеклись, глаза щипало…

Приход наталии протрезвил ее. Дурман, в котором она находилась все те долгие часы, пока ее не было, постепенно рассеивался. Она вполне искренне обняла вошедшую Наталию и принялась, как сомнамбула, накрывать на стол.

После ужина, во время которого Наталия довольно скупо рассказала о своем визите к Ошерову и Ванееву, Люся, проводив глазами подругу, направляющуюся в ванную, посмотрела на Валентина, убирающего со стола посуду, и попросила его позволения остаться в этом доме на ночь. Она мотивировала это тем, что не доберется по такому снегу до своей квартире.

– Конечно, зачем же ты спрашиваешь? – удивился Валентин. Он выглядел радостным и возбужденным. Он был счастлив тем, что Наталия вернулась. – Это же твой дом… А комнат здесь предостаточно…

Люся долго не могла уснуть, все прислушиваясь к звукам, доносящимся из спальни, где уединились Наталия с Валентином. Они долго говорили приглушенными голосами, а потом затихли. Люся ждала каких-то характерных звуков, которые свидетельствовали бы об определенных отношениях этой пары, но так и не дождалась. Как бы ей ни хотелось причаститься к это взрослой, наполненной страстями, жизни, ей не удалось приблизиться к ней ни на шаг. Инфантильность ее души и тела давила тяжким грузом…

Она лежала, раскинувшись на диване в большой комнате, мучимая бессонницей и непонятной истомой, прислушиваясь к завыванью ветра за окнами, пока не услышала довольно громкое и недовольное «Нет!». Затем какое-то возмущенное бормотание и женский смех.