Стефани Закарк в Salon более точно заключила: «Тарантино сделал большой скачок и сделал фильм, который сработал не полностью, он заставляет тех из нас, кто его любит, ненавидит и никак к нему не относится – что в таком случае касается всех – задаваться ставящим в тупик вопросом: мы хвалим этот прыжок или сжимаем наши кулаки?»
Вне всяких сомнений, самой интересной критической реакцией стали отзывы из Германии, где восприятие фильма было похоже на некий поп-культурный катарсис. Клаудиус Шейдл из Frankfurter Allgemeine Zeitung выразил свою радость, увидев фильм, «который представляет падение Третьего Рейха не как трагедию, но как фарс…»
Он отметил, что, «когда премьера «Бесславных ублюдков» прошла в Берлине, после одной особенно отвратительной сцены, в которой Кристоф Вальц играет эсэсовца Ханса Ланду, олдскульного убийцу, садиста и посредственного интеллектуала, раздались спонтанные аплодисменты».
В отзыве в ежедневной газете Берлина Tagesspiegel написали, что «Бесславные ублюдки» – это «не пошло, это не чтиво – вы не улавливаете сути, если употребляете такие слова относительно Тарантино – это скорее видение, никогда ранее не предлагаемое в практически исчерпавшем себя мире кинокартин». Также писали, что кино дает «Катарсис! Кислород! Это чудесное ретро-футуристическое безумие воображения!» Обозреватель Die Zeit, описывая последнюю сцену фильма, в которой Гитлер, Геббельс и компания сгорают в парижском театре, просто написал: «Ура! Их сожгли!»
Джанго освобожденный
2012
Наслаждаясь выходным во время подходящего к концу рекламного тура «Бесславных ублюдков», Тарантино зашел в магазин пластинок в Японии и нашел «сокровищницу» саундтреков из спагетти-вестернов. Страна тогда переживала огромный подъем интереса к этому жанру.
Тарантино много думал о Серджо Корбуччи, режиссере, который снял ряд спагетти-вестернов в 60-е, самым значительным из которых был сверхжестокий «Джанго» (1966), в нем снялся Франко Неро в роли искателя приключений, решившего отомстить за смерть своей жены.
«На самом деле я писал сценарий по Корбуччи, я описывал его видении Запада», – сказал Тарантино, который погрузился в саундтрек, когда он вернулся в свою комнату, ему в голову пришла более или менее полная первая сцена фильма «Джанго освобожденный». «Корбуччи помог мне собрать полную картинку в моей голове. Я слушал музыку из спагетти-вестернов, и мне пришла в голову первая сцена. Доктор Кинг Шульц просто вышел из-под моего пера».
Тарантино увидел двух работорговцев, которые вели людей на цепи через леса Техаса. Потом из темноты появляется немецкий охотник за головами и заявляет, что хочет купить Джанго, одного из рабов. Он увидел «крайне мужественного темнокожего человека из фольклора» – черного Поля Баньяна или Пекоса Билла – Джанго освобождается, разыскивает свою жену, чтобы и ее освободить от рабства. Он становится ангелом черной мести, убивающим белых людей и получающим за это деньги. По своей сути, фильм был чем-то вроде истории происхождения супергероев.
«У меня появилась возможность взять персонажа раба и поместить его в героическое путешествие, сделать его героем, позволить ему отомстить. Показать это эпическое путешествие и сделать это как народную сказку, которая здесь уместна».
«За последние 40 лет кинематографа было рассказано не так много историй про рабов, и обычно, когда они появляются, их делают для телевидения, и по большей части это – исторические фильмы, в них история с большой буквы «И», – отметил Тарантино. – Там все заканчивается смертью души, потому что мы постоянно видим издевательства. А теперь у вас появляется шанс показать все это с другой стороны и взять персонажа раба, поместить его в героическое путешествие, сделать его героем, позволить ему отомстить. Показать это эпическое путешествие и сделать это как народную сказку, которая здесь уместна – поместить его на сцену Гранд-оперы, которую все это заслуживает».
Изначальной целью Тарантино было показать трансформации Джанго в самом начале фильма, а потом перейти на сцену годами позже, «например, после Гражданской войны» – но он хотел отдохнуть от нелинейного повествования, с которым он ассоциировался, к тому же ему очень нравилась оригинальная история Джанго. Ему нравилась идея сопровождать персонажа от начала до самого конца. Вооруженный своей первой сценой и сокровищницей музыки из спагетти-вестернов, Тарантино вернулся в Лос-Анжелес и принялся за работу на балконе в своей спальне в доме на Голливудских холмах, печатая одним пальцем на своей печатной машинке Smith Corona.