Тарантино

В то же самое время оператор Роберт Ричардсон насыщает фильм несколькими красивейшими изображениями из всех фильмов Тарантино, начиная от брызг крови на белых цветах до скачущей галопом лошади без всадника. «У него такой тонкий глаз, и его движущиеся кадры с лошадьми и всадниками являются намеком на то, какие умопомрачительные фильмы про ковбоев он мог бы делать в более подходящее время», – написал Энтони Лэйн в New Yorker. Но что-то происходит с темпом и размеренностью «Джанго освобожденного», когда охотники приезжают на юг, а экран заполняется словом «Миссисипи».

Во второй части фильма Тарантино покидает прекрасные, вдохновленные Сержио Леоне виды и погружается в жаркую, неподвижную и стагнирующую атмосферу Кэндилэнда – плантации, где жена Джанго Брумгильда (Керри Вашингтон) куплена Кэлвином Кэнди (Леонардо ДиКаприо), одетым в парчу и ищущим наслаждений щеголем, который управляет жестокими поединками «Мандинго» между своими рабами, в которых они друг другу ломают руки и вырывают глаза. Театр жестокости. Тарантино здесь находит своего наиболее отвратительного и жестокосердечного ведущего, сыгранного непристойно талантливо ДиКаприо, который разражается долгими речами о френологии, полными ненависти, пока разрывает пальцами череп своего бывшего слуги. Есть только одна проблема: в картине уже есть один болтун, Шульц, которому теперь придется выбирать между длинными сценами молчания или соревнованием по мастерству многоречивости. Он превращает фильм в мексиканское противостояние сражающихся ртов.

Кэлвин Кэнди:

Белый торт?

Доктор Кинг Шульц:

Я не люблю сладкое, спасибо.

Кэлвин Кэнди:

Вы думаете о том, как я вас сделал?

Доктор Кинг Шульц:

Вообще-то, я думал об этом бедном парне, которого вы сегодня скормили собакам, Д’Артаньяне. И мне стало интересно, что бы об этом всем подумал Дюма.

Кэлвин Кэнди:

Повторите?

Доктор Кинг Шульц:

Александр Дюма. Он написал «Трех мушкетеров». Я думал, что вы его поклонник. Вы назвали своего раба в честь главного персонажа его романа. Если бы Александр Дюма был бы здесь сегодня, я думаю, что бы он подумал?

Кэлвин Кэнди:

Вы сомневаетесь, что он бы одобрил?

Доктор Кинг Шульц:

Да. Его одобрение – мягко говоря, сомнительное предположение.

Кто знал, что писатель, написавший «Бешеных псов» и «Криминальное чтиво» – шедевры американского народа, – напишет такой душистый, сдобренный вычурностью диалог? У Тарантино всегда была слабость к риторическим архаизмам: в «Криминальном чтиве» Сэмюэл Л. Джексон говорит: «Ну, позволь мне возразить», своим находящимся в плену зрителям, состоящим из выпускников школ, но мы можем видеть страх на их лицах, и сцена длится всего пять минут; она пригвождает тебя к сидению еще до того, как ты понимаешь, что происходит. Лекция ДиКаприо по френологии, напротив, произнесена за обеденным столом, она длится 25 минут – более чем достаточно для того, чтобы начать подозревать, что Кэлвин Кэнди, как и Билл перед ним, – зануды мирового уровня.

Фильм заканчивается отмщением Джанго, снова забрызгавшем стены особняка Кэнди кровью, «у которой есть свои собственные балетные па, – написал Дэвид Томсон в New Republic. – Это Джексон Поллок на скорости; кровь брызжет из тел так же, как и сперма брызжет в порнофильмах. Она не может дождаться момента, когда вырвется из тела».

Зритель думает, сколько из фильмов Тарантино делают такой же переход от движения до заключения и до взрыва, как будто это дерганый подросток, которого закрыли в его комнате. К тому времени, как Тарантино появляется в кадре в роли австралийского реднека, фильм теряет «свою меланхоличность и свое горькое остроумие, он становится шумной возней, – написал Энтони Лэйн. – Это ода спагетти-вестернам, сваренным аль денте, потом еще чуть-чуть доваренным, а потом до краев залитым соусом».

Фильм взял «Оскара» за роль второго плана для Кристофа Вальца и за лучший оригинальный сценарий. Разрушение табу на рабство в фильме придало ему вес, который хорошо сыграл свою роль для Академии, так же как и его прекрасный юмор. «Помещая свою историю о справедливой мести на Старый Юг, а не на Дикий Запад, и делая своего героя бывшим рабом, Тарантино разоблачает и пренебрегает древним табу, – написал А.О. Скот в New York Times. – Если вы смоете кровь и анархический юмор, вы увидите в «Джанго освобожденном» моральное отвращение от рабства, инстинктивную симпатию к жертвам несправедливости и подтверждение того, что раньше называлось братскими отношениями (в отношениях между Джанго и Шульцом)».

Омерзительная восьмерка 2015