Тарантул

- И с этим у тебя... неординарные отношения? - ахнул, тараща глаза на любвеобильную бабенку. - Ну ты, мать, даешь?..

- Алеша, будь проще, - поморщилась. - Давай заканчивать эту канитель. - Взглянула на часы. - Детки в садиках уже ждут своих мам...

Я скрипнул зубами и сказал: дискетка там. Где там? В кабинете, признался, под глумящимся над живыми Лаптевым и мавзолеем. Где?

Пришлось изъясняться более подробно. Вирджиния хмыкнула и, сделав знак боевому другу сдерживать себя, покинула наше общество.

- Все, Чеченец, - сказал Арсений и щелкнул предохранителем. - Ты труп.

- А вдруг дискетки нет, - смотрел в черный монокль пистолета, пытаясь предугадать момент до выстрела, чтобы успеть увернуться от первой пули, а дальше, как Бог даст. - Ее нет, а мы тут дурака валяем, - заговаривал врага. - Аккуратнее, дядя, зачем нервничать, не торопи события.

- И не надейся, Чеченец, - отступил к серванту. - Это не твой день, парень.

Так оно по всему и выходило. Денек выдался не совсем удачным. Совсем плохим выдался денек, если взять во внимание расстояние между мной и шпаером в руках "нового особиста".

Даже Чеченец не был в состоянии перемахнуть эту незримую пропасть между двумя вечностями. Первая - эта та, которую мы с ним имеем, а вторая вечность - та, которую будет иметь. После выстрела. Обидно погибать без боя в свои младые годы, не успев порадовать родину своими трудовыми и ратными успехами.

Что-то надо делать? Но что? И только успел задать себе этот непростой вопрос, как события начали приобретать фантасмагорический характер. Мне показалось, что принимаю участие в съемках гангстерского фильма в павильоне Голивуда, однако меня об этом забыли предупредить.

Из кабинета выскользнула Вирджиния, двигалась свободно и подвижно. С ней случились какие-то неуловимые превращения, но какие именно не успел осмыслить.

Моя первая и единственная женщина неожиданно цокнула языком, так лошадка бьет копытцем по мостовой, высекая подковой яркие в сумерках искорки...

Разумеется, мы с Арсением повернули головы на этот неожиданный звук.

Дальнейшие события, надо признать, произвели на меня неизгладимое впечатление. Из легкой женской руки, держащей миниатюрный арбалет, выскользнул небольшой остроконечный дротик и... впился в правый глаз "нового особиста".

Если бы этот дротик залетел в мою глазную впадину, я бы, уверен, удивился куда меньше. По-моему, Арсений не успел осознать своего незавидного положения. Он сначала подсел, словно его тукнули под колени, как это мы часто делали в детстве с зазевавшимися приятелями, а затем мешковато завалился навзничь.

Я успел заметить, как проступающая кровь заполняет глазную орбиту на умиротворенном лице бойца невидимого фронта. Похоже, он ошибся - и это был его не совсем удачный денек. Что, впрочем, не снимало вопросов относительно моего светлого будущего.

- Тсс! - прекрасно поняла мое состояние Вирджиния и глазами показала на пистолет в руках её бывшего уже боевого товарища. - Работаем, мой мальчик.

Единственное, что понял - партия продолжается. Одна из фигур (Арсений) пожертвована в угоду какой-то головоломной комбинации. Радовало, что не я оказался на месте "офицера", любителя скакать на судьбе-лошадке, и так ловко сбитого с дорожки жизни её копытцем.

Прекрасная Вирджиния двигалась как мерцающая тень, и я уяснил, что меня удивило в ней, когда появилась из кабинета: она сбросила с себя плащ, похожий на балахон, и оказалась в зимнем кожаном комбинезончике.

- Работаем, мой мальчик, - повторила, чмокнув меня в щеку. - Я же сказала: все будет хорошо.

И в те доли секунды, когда мы двигались по сумеречному коридору, я понял, что никогда не сумею разгадать её душу, никогда; и эта женщина останется для меня, как говорят в подобных случаях, тайной за семью печатями.

... Костолом, изображающий собой влюбленного, скучал у лифта. Пуля прекратила это пустое ожидания: сырой сгусток мозгов на стене потек перловой кашицей , которую так любят детишки в детском саду.

- Молодец, - похвалила Вирджиния. - И вперед, хороший мой, нам надо торопиться.

Я, любящий сын, заартачился - извини, нужно подумать о маме. Меня не поняли - в чем дело, Чеченец, мать твою так? Вот именно: мать моя! Зачем, спрашивается, моей родной мамочке два свежих трупа, мало ей этих мертвяков на работе, так вот, пожалуйста, принесли под дверь и домой. И что, нервничала Варвара Павловна. Надо убрать.

- О, Боже! - вскричала женщина. - Проще тебя, дурака, пристрелить.

- А мне - тебя, - то ли шутил, то ли нет.

- Никогда не подозревала, что так любишь свою маму, - процедила сквозь зубы Вирджиния, смирившись с моей блажью.

Когда укатывал труп Арсения в плащ-балахон, то успел заметить: в уцелевшем зрачке-зеркальце, отразился Чеченец, он был скор на руки и темен от напряжения и опасности.

Опасность! Она исходила от дамы, разыгрывающей какую-то свою умопомрачительную комбинацию. Какую?