Тарантул

однажды я обнаружил, что мои секреты ничтожны — я пытался их выстроить, но Жюстина сказала «это Двадцатый Век, малыш — в смысле сам знаешь — типа так больше не делают — почему ты не идешь гулять по улице — это и выстроит твои секреты — нет смысла тратить весь день, занимаясь этим сидя в комнате — ты теряешь жизнь — в смысле если ты типа хочешь быть чем–то вроде чарльза атласа, тогда конечно… но тебе лучше отправиться в сторону мускульного пляжа — в смысле ты с таким же успехом мог бы цапнуть джейн мэнсфилд — стать королем себе подобных и завести что–нибудь типа секретного спортзала»… после того, как меня высмеяли до такой степени — я решил оставить свои секреты в покое и Жюстина — Жюстина была права — мои секреты стали больше — фактически, они выросли настолько, что стали перевешивать мое тело… в те дни я много автостопил и надо было быть готовым — никогда не знаешь, что за народ встретится на дороге

я пел однажды в лесу и кто–то сказал, что уже три часа — той ночью, когда я читал газету, я видел, что подожгли многоквартирный дом и что три пожарника и девятнадцать человек отдали свои жизни — пожар был тоже в три часа… той ночью во сне я тоже пел — я пел ту же самую песню в том же самом лесу и в то же самое время — во сне тоже был пылающий многоквартирный дом… тумана не было и сон был ясен — ни к чему было его анализировать, как и ни к чему анализировать ничего — ты учишься по конгломерации невероятного прошлого — какой бы опыт ни приобретался каким угодно способом — одновременно контролируя настоящее время этой проблемы — в большей или меньшей степени как отношение типа рой роджерс — курок, невозможность которого очевидна по современным стандартам вестерна — я пою — я передвинулся из леса — замерев на мгновение и подобрался и стал двигаться над землей — горящий многоквартирный дом тоже в то же самое мгновение подобрался и стал двигаться ко мне — я все еще пою — и этот дом все еще горит… что и говорить — я и дом встретились и в ту же секунду как все замерло, движение началось снова — я, поющий, и дом, горящий — вот он я — ей–богу — поющий перед ревущим пламенем — я ничего не мог сделать с этим пламенем — вы же видите — не потому что я ленив или люблю смотреть на славные пожары — но, скорее, потому, что и я и пламя были в одном и том же Времени, о чем спорить, но мы оба были не в одном и том же Пространстве — единственное, что было у нас общим, это то, что мы существовали в одном и том же мгновении… я не чувствовал за собой никакой вины из–за того, что просто стоял там и пел, потому что, как я сказал, я подобрался и двинулся туда не по собственной воле, но, скорее, какой–то невообразимой силой — я рассказал Жюстине про этот сон и она сказала «точно — многие почувствуют себя виноватыми и закроют глаза на такое происшествие — это люди, которые прерывают и вмешиваются в жизни других людей — только Бог может быть везде в одном и том же Времени и Пространстве — ты же человек — грустный и глупый, как это может показаться»… в тот день я сильно надрался и в мое тело проникло таинственное смятение — «когда я слышу про бомбежки, я вижу красную и бешеную ненависть» сказал Бэмц — «когда я слышу про бомбежки, я вижу голову мертвой монахини» сказал я — Бэмц сказал «что?»… я никогда не принимал свое пение — не говоря уже о других привычках — слишком всерьез — с тех самых пор — я его просто принял — точно так же, как принял бы любое другое преступление

солдат с длинной бородой говорит давай задавай вопросы сын мой но косматый сирота говорит, что всё это туфта — бородатый солдат говорит что туфта? и косматый сирота говорит что сын мой? вкус хлеба зауряден и привычен но все же кто может и кому есть дело до того, чтобы рассказать кому–то другому, на что похож его вкус — его вкус похож на хлеб, вот на что… того, почему Берте не следует сталкивать человека с летающей трапеции, вам не выяснить, просто размышляя об этом — это можно выяснять только будучи Бертой — вот как это можно выяснить… дайте мне сказать это про Жюстину — Руфи и Бэмц — ни один из них не понимал друг друга вообще — Жюстина — она сбежала и вступила в рок–группу и Руфи — она решила профессионально заняться петушиными боями и когда о нем последний раз слыхали, Бэмц работал в сфере бельевого трикотажа… с тех пор все они жили счастливо