Тарантул

– Товарищ Каряева, мы вас пока ни в чем не обвиняем, – сказал Маслюков. – Напрасно беспокоитесь. Вызовем еще раз на площадь. А вы за это время лучше припомните… Я уверен, что и факты найдутся, если в памяти порыться как следует. Нам надо установить правду…

На обратном пути, как и предполагал Маслюков, между женщинами произошел разговор.

– Как это все неприятно! Знаете что, Аннушка, – тихо предложила Ольга Михайловна, – не надо нашим ничего говорить… Особенно о Романе Борисовиче. Будем держаться в стороне.

– Покрывать? – сердито буркнула санитарка.

– Почему покрывать? Пускай милиция сама выяснит.

– Да вы что, Ольга Михайловна! Вы слышали, что он сказал? «Мы, – говорит, – пока ни в чем вас не обвиняем»… Пока! Шарковский сухим из воды выйдет – вот помяните мое слово, – а нас грязью замажут. Он хитрый… Хапуга! Чуяло мое сердце, что все это наружу выйдет. Рано или поздно все откроется.

– Безусловно. Сколько бы веревочка ни тянулась, кончик всегда найдется. Но все-таки нам надо молчать. Самое лучшее – молчать. Время военное…

– Ну не-ет! – угрожающе протянула Аннушка. – Я ему сейчас все выложу. Я душу отведу… Сколько раз он меня одергивал! «Не вмешивайтесь. Дело не ваше»! – передразнила она Шарковского. – Вот тебе и не наше дело! Меня первую спросили про его шахер-махеры*. Значит, мое это дело! А я что? Слепая, что ли? Не видала, какую он лавочку у нас под носом устроил… Картины ему три раза приносили. Говорят, многие тысячи золотом стоят… Я видела, все видела…

Придя в аптеку, Аннушка первым делом отправилась в дефектарную.

– Ну что, допрыгались, Роман Борисович? – спросила она дефектара, отпускающего лекарства фасовщице.

– Что такое? Как ты сказала?

– А так! Допрыгались, говорю! В милицию вызывали и про ваши комбинации спрашивали.

– Кто спрашивал?

– Обэхаэс…

К удивлению Аннушки, это сообщение не произвело особенного впечатления. Шарковский внимательно посмотрел на санитарку и пожал плечами.

– Каждая организация существует для какого-нибудь дела, – равнодушно сказал он. – Если там делать нечего, то пускай спрашивают. А вы, товарищ Каряева, следите лучше за кубом*. В дефектарной вам делать нечего.

– Не указывайте! Я свои обязанности лучше вас знаю. Вот погодите… Следствие начнется – не так запоете, – проворчала она себе под нос, но так, чтобы это слышал Шарковский.

В конце рабочего дня Шарковский подошел к рецептару.

– Ольга Михайловна, в милиции действительно интересовались моей особой? – вполголоса спросил он.

– Да. Задавали вопросы, имеющие явное отношение к вам. Догадаться было нетрудно.

– Странно… Неужели настучал кто-нибудь из наших работников?

– Поищите лучше среди своих знакомых, Роман Борисович.

– Мои знакомые доносами не занимаются. Я подозреваю новую кассиршу.

– Валю! Не говорите глупости. Прекрасная, самоотверженная девушка. Чем вы ей насолили?

– Иногда личные мотивы не имеют особого значения. Она подослана к нам с определенной целью.

– А если и так… Вас это тревожит?

– Ничуть.

– Меня тоже.

Шарковский с минуту молчал, выжидая, пока Ольга Михайловна писала рецепт.

– Вы думаете, что они затевают дело? – спросил он.

– Думаю, что да.

– Э-хе-хе!.. – шумно вздохнул Шарковский. – Опять надо архив поднимать. Хорошо, что я человек предусмотрительный и на каждый грамм у меня есть бумажное оправдание. Не там они ищут причины своих неудач… Кто виноват в том, что война застала нас врасплох? Столько было разговоров, а как до дела дошло… Везде дефицит.

– Роман Борисович, вы напрасно мне это говорите! – резко сказала Ольга Михайловна. – Оправдывайтесь там… Я отказалась давать показания… Я не имею фактов.

– Так их и нет, Ольга Михайловна.

– Тем лучше для вас.

Не желая больше разговаривать с Шарковским, Ольга Михайловна отправилась в ассистентскую за готовыми лекарствами.

28. АРЕСТ

Вечером к Шарковскому пришел участковый инспектор.

– Роман Борисович, разрешите войти? – с некоторым смущением сказал он, останавливаясь в дверях дефектарной.

Участковый бывал в этой комнате не раз, и не только по делам службы. В дефектарной имелись весьма привлекательные снадобья, вроде чистого спирта.

– Входите, входите, товарищ Кондратьев! Давно вас не видел. Как здоровье?

– Здоровье вполне приличное. Устаю последнее время. Работы много.

– Присаживайтесь, – предложил Шарковский.

– Да нет… Я к вам по делу. На одну минутку. Видите ли… Такая, понимаете ли, оказия… Не представляю, с какого боку и приступить, – мялся участковый.

– Я знаю, зачем вы пришли, – криво усмехнувшись, сказал Шарковский. – За мной? В гости приглашать…

– Вот, вот… – обрадовался Кондратьев, – приглашают вас завтра на площадь для разговора. Комната двести вторая. Вот, пожалуйста, повестка, распишитесь…

Участковый вручил розового цвета толстую бумажку и обнадеживающе похлопал Шарковского по плечу.

– Не расстраивайтесь и не огорчайтесь… Ничего особенного… Я уверен, что у вас все в ажуре.

– Да, конечно… Если кому-нибудь и отпускал незаконно немного спирта, то без всякой корыстной цели.