“ТАРАС БУЛЬБА” – НАКОНЕЦ ПО-ПОЛЬСКИ

Януш Тазбир “ТАРАС БУЛЬБА” – НАКОНЕЦ ПО-ПОЛЬСКИ

Уже более полутораста лет польские читатели и зрители знают Николая Васильевича Гоголя прежде всего как автора “Ревизора” и “Мертвых душ”. Несколько меньше, но знают его пьесы “Женитьба” или “Игроки” и прекрасные повести, в первую очередь “Шинель”. Но лишь те, кто владел русским языком, имелtyи возможность познакомиться с его исторической повестью “Тарас Бульба”. Правда, ее польский перевод вышел еще в 1850 г., но с тех пор ни разу не переиздавался. Он принадлежал перу некоего Петра Гловацкого, народного учителя из Галиции, умершего в 1853 году. “Тарас Бульба, запорожский роман” (так переводчик озаглавил свой труд) вышел в свет во Львове. Ни в одной польской библиотеке это издание отыскать не удалось.

Никто так и не решился последовать примеру Петра Гловацкого (публиковавшегося также под псевдонимом Федорович). Следует, однако, помнить, что отсутствие польских переводов “Тараса Бульбы” в XIX веке – не то же самое, что после 1918 года. На польских землях, входивших в состав России, знание русского языка приобреталось в школах, и неслучайно эта повесть Гоголя была включена в школьный список книг для обязательного чтения как раз в годы усиленной русификации. А во времена II Речи Посполитой, в межвоенные годы, число поляков, способных прочесть “Тараса Бульбу” в оригинале, значительно уменьшилось. Наконец, в ПНР многолетнее изучение русского языка в школах оставалось довольно безуспешным. Воистину на почве природной лени пышным цветом распускается показной патриотизм! Кроме того, когда писали о Гоголе, этой повести старались попросту не замечать.

И все же главная причина, по которой у нас не знали “Тараса Бульбу”, состояла в том, что с самого начала эту повесть объявили недоброжелательной по отношению к полякам. Не приходится удивляться, что во всех трех частях разделенной Польши ни одно периодическое издание не решилось опубликовать хотя бы небольшие отрывки из нее.

Польская литературная критика едва ли не сразу выступила с безоговорочно отрицательной оценкой как художественных достоинств этой повести Гоголя, так и ее идейно-исторического содержания. Почин положил известный консервативный литературный критик и прозаик Михал Грабовский. В своей рецензии, написанной по-польски, Грабовский рассматривает все ранее творчество Гоголя, т.е. все, что вошло в циклы “Вечера на хуторе близ Диканьки”, “Миргород” и “Арабески”. В “Вечера”, в частности, входит и не лишенная антипольских акцентов повесть “Страшная месть”, действие которой разыгрывается в козацкой* среде.

Но о “Страшной мести” Грабовский не сказал ни слова, все внимание сосредоточив на “Тарасе Бульбе”. Рецензию свою, написанную в форме письма, он сначала опубликовал в русском переводе в “Современнике” (январь 1846), а затем уже в оригинале – в виленском “Рубоне”. Грабовский восторгался “Шинелью”. Понравились ему также “Нос” и “Старосветские помещики”. Но он решительно не принял “Тараса Бульбу”, “ибо, скажу Вам в двух словах, повесть очень слабая”. Книга эта “из числа таких плодов, которые не отнесешь ни к поэзии, ни к истории”. Заранее отвергая упрек в том, что столь резкое суждение могло быть вызвано антипольским звучанием повести, Грабовский напомнил, что в эпопее адресата его письма-рецензии (т. е. в “Украине” Кулиша) “козаки к ляхам дышат во сто раз более яростной ненавистью, но я же воздаю ей должное”.

Бросая Гоголю упрек в плохом знании исторических событий, описанных в “Тарасе Бульбе”, Грабовский признавал, что вековые отношения козачества и шляхетской Речи Посполитой отличались немалой жестокостью, но грешили этим обе враждовавшие стороны, Гоголь же всю вину возлагает на поляков. Этот упрек неверен: в “Тарасе Бульбе” не раз говорится о зверствах козаков по отношению к полякам всех сословий, не только шляхты (женщин сжигают заживо, младенцев поднимают на копья и кидают в огонь). Гоголь, продолжает Грабовский, не скупится на шокирующие (как сказали бы мы сегодня) картины, заимствованные из народных сказаний. А ведь в течение “долгих лет раздоров поляков с козаками взаимные поклепы неустанно кружили в народе по ту и по сю сторону”. Украинцы, одаренные “богатым на выдумки воображением”, создавали себе из этого “самые жуткие пугала”.