Она смотрела на Катю уже другими глазами. Может, и правда, что в детстве легче переносятся потери, может, Катя уже и не помнит родителей, не помнит их лиц. Но как объяснить состояние ребенка, понять его чувства, когда она видит родителей других детей, видит их заботу, внимание, наконец, строгость воспитания и знает, что лишена всего этого?
— В том смысле, — продолжил Иван, — что собес не хотел оформлять опеку при живом отце. Пришлось нанимать адвоката — на их-то пенсию.
— А как вы познакомились с ними?
— Через Катерину, конечно. Она играла возле подъезда, под моими окнами, и, как неудачливый игрок, забросила мяч на кухню. — Иван смущенно хмыкнул. — Попала в кастрюли. Шуму было!.. Потом засиделась у компьютера, забыла о времени. Пришлось идти с ней, объясняться. Катя бесхитростна, тут же выложила все про мяч. В общем, объясняться начали они. Странное у нас время. Люди пережили две трагедии и чувствуют себя… ущербными, что ли. Маленькую неудачу в детской игре они возвели в катастрофу. Даже неловко как-то… Может, из-за того, что некоторые кричат о своих бедах в каждой очереди, требуя сочувствия и уступок, а для других горе оборачивается виной. Как у Островского: без вины виноватые.
— Может быть, — задумчиво согласилась Ася. — Вы говорили — две трагедии?
— Семь лет назад они похоронили сына. Погиб в армии во время учений.
— Господи! — не удержала девушка горестный вздох.
— Да. Не приведи Господь. Одна Катя у них и осталась. Евдокия Тихоновна еще пытается создать видимость строгости, а Иван Макарович — тот души не чает во внучке. Понимает, что балует, но… Я бы сам так себя вел.
— Вы любите детей? — удивилась Ася, как будто сделала неожиданное открытие.
Иван повернулся к ней лицом, дождался, когда она посмотрит ему в глаза. Грустная улыбка на его изогнутых, словно лук, губах заставила на мгновение остановиться ее сердце. Ася опустила глаза, не в силах вынести глубину синих озер и чувствуя, как недавняя борьба между справедливостью и виной вновь накатывает на нее.
— Я хотел иметь детей. — Он посмотрел на Катю, полностью ушедшую в игру, и добавил тише: — Очень хотел.
Вот тебе на! Ася пыталась определить, чего в ней больше — удивления или возмущения. Дамский угодник, превративший любовь в доход, так трогательно делится своим желанием иметь детей. Еще вопрос: сколько детей родились — или не родились — благодаря его услугам? Хотя, судя по сумме вознаграждения, он скорее всего пользовался предохранительными средствами. Ася попыталась вспомнить эти подробности, но не смогла. Тогда он так заморочил ей голову — и все остальное, — что она ничего не соображала. И позже потрясение от счета затмило мысль о возможной беременности. И вот сейчас, спустя пять лет, она испытала запоздалый шок. Впрочем, недолгий. Удивление, что профессиональный любовник хочет детей, было сильнее.
— Налить еще кофе?
Вежливое предложение вернуло Асю к действительности, и снова появились сомнения, терзавшие ее три дня… После новоселья девчонки остались у нее ночевать и рассказали о том, как грубо Иван выгнал гостей. Упомянули и красавицу Леночку, вылетевшую из хозяйской спальни.
И вопросительно посматривали на Асю, будто она могла объяснить его поведение, периодически намекая, что Иван ушел следом за ней. Ася пожимала плечами. Слава Богу, они были в курсе романа Аси с Юлианом и не требовали раскрыть причины ее подавленности.
Ася не погрешила, назвав Ивана продажным, но, с другой стороны, он ее не помнит и не знает, и такое оскорбление — из ряда вон. За такое по морде бьют, а то и в более чувствительные места, невзирая при этом на пол. И еще: Ася содрогалась при воспоминании об ужасных словах. Да, она позволяла себе крепкие словечки, но ни разу они не сходили с языка. Она справедливо считала, что молчаливое порицание или очень вежливые слова, сказанные достойным образом, быстрее дойдут и больнее ударят, нежели истерическая ругань. Оскорбление возвращалось к ней, будто она унизила самое себя. Но святые небеса! Она ни в чем не виновата!
Или виновата? Не она ли льнула к Ивану, побуждая его продолжать ее целовать? Не она ли черпала из него силу и желание? И вместо возмущения испытывала наслаждение, неосознанную тягу к живому теплому телу. Его объятия, его ласки успокаивали быстрее и лучше, чем сочувственные вздохи и жалостливые слова подруг.
Хорошо ли, плохо ли, но, пока она не отречется от тех слов, покоя ей не видать. За что такое наказание?.. Ася удрученно вздохнула и протянула пустую чашку.
— Почему так тяжко? — поинтересовался Иван и улыбнулся.
Ася избегала смотреть ему в лицо. Она прекрасно знала, насколько завораживает его улыбка — до потери памяти, а если в глазах появляются озорные бесенята, то и вовсе получается сногсшибательная комбинация. Такую красоту надо выставлять в музее и брать деньги за просмотр.
Ася хмыкнула про себя — сумасшедшая баба. Он уже давно этим занимается, с той лишь разницей, что сам коллекционирует женщин. Нет, сейчас нельзя об этом думать.
— Ива… — Ася проглотила окончание, не рассчитав силу вдоха, и начала сначала: — Иван, я хотела…