Тариф на любовь

— Нет. Просто ты отвыкаешь от меня, Ася. Да и я устаю от… игры. Двуличие — нехорошее слово, правда? — Вера грустно улыбнулась. — Слишком долго я была «деревенской девкой». Тяжело отучиваться. Спасибо тебе: заставляешь не забывать собственное лицо.

— Да ты что, Верунчик! — поразилась Ася. — Какое двуличие? Какая игра?

— Не обращай внимания, — отмахнулась подруга. — Так что случилось с Ваней? Почему ты сбежала из дома?

Можно было только дивиться проницательности Веры, и она действительно изменилась за две недели, пока они не виделись. Остались задор, воинственность амазонки, но давалось ей это с натяжкой, будто Вера пересиливала себя. И чаще проявлялись задумчивость, грусть, пессимистическая философия. Неужто Ася не разглядела настоящую натуру Веры? Пожалуй, что так. Оставалось лишь радоваться, что подсознательная тяга к этой девушке сделала их подругами.

Ася рассказала о вчерашнем вечере, дав яркую характеристику новому знакомому, и закончила обещанием Вани прийти.

— И о чем ты хотела с ним говорить? — Вера задумчиво подперла ладонью щеку, кончиками пальцев гладя висок.

— Хотела поставить его на место. — В голосе Аси звучало рассеянное сомнение. — Он был настырным.

Вера всплеснула руками.

— Ну, ты и выражаешься! Говори яснее: он пел тебе дифирамбы или трахнул тебя?

— Фу-у! — Ася состроила кислую мину, чтобы сдержаться от смеха.

— Ох, простите, что возмутила ваш утонченный вкус.

— Дело не в этом. Я не знаю, чего хочу, вот что страшно. Я не хочу сближаться с ним. Но с Ваней интересно. У меня не так много друзей, чтобы пренебрегать ими.

— Ну-ну! — Вера откинулась на кровати. — Расскажи мне о дружбе с Ваней.

— Дура я?

— Это ближе к истине, — дружелюбно подтвердила подруга и утешила: — Все мы дуры, когда влюбляемся.

— Больше похоже на обыкновенную похоть.

— Это когда с ним интересно? — вновь засомневалась Вера. — Когда ты изводишь себя, потому что Ванюше грустно? Когда клянешь себя за то, что врезала по морде? Правда, за ревность — то, от чего балдеют наши бабоньки. Как же! Аполлон — и вдруг ревнует.

— В том-то и дело, что не ревность это, а игра в нее.

— Спроси у него, что это, — устало посоветовала Вера.

— Интересно, как?

— Очень просто. — Вера решительно села на кровати, чуть наклонившись вперед, чтобы придать важность своим словам. — Дай ему высказаться. Он хочет поговорить? Пусть. Или ты боишься, что он затащит тебя в постель? Иван сказал мне — а я ему верю, — что он пальцем тебя не тронет. И еще я тебе скажу, Ася. Я видела, как он на тебя смотрит. Может, это и похоть, но сейчас ты можешь из него веревки вить. Вот и пользуйся случаем. И не смотри так испуганно на меня.

Убрав со стола, Вера взяла кувшин и вышла из комнаты. Ася потушила свет и легла. Слова Веры звучали полным противоречием собственным мыслям. Но Ася знала то, чего не могла знать Вера. Из Вани действительно можно вить веревки, но до тех пор, пока ему это на руку. Его предупредительность, его особое внимание к предмету ухаживания, мягкость, готовность исполнить любое желание — все это было знакомо Асе, и она отлично знала, чем это закончится, сколько это стоит.

Вернулась Вера, быстро расстелила постель и с удовлетворенным вздохом легла. Ночная прохлада окутала девушек, за окном редкими волнами накатывал шум проезжающих машин, где-то далеко прозвенел дежурный трамвай; осенний ветер дразнил деревья, и они недовольно шуршали листьями.

Ася невольно прислушивалась к ночной жизни города. Разговор с Верой прогнал сон. Множество вопросов, которые Ася никогда не задаст, боясь выказать по-детски наивное тщеславие, тревожили ее. Может, она заснет, если повернется на бок, засунет руки под подушку, прижмется к ней лицом и забудет обо всем, но не хотелось тревожить засыпающую подругу скрипом кровати. Ася подумала, что за короткие два месяца успела полюбить свою квартиру. Это уже не была собственная жилплощадь — это был ее дом, и девушка отчаянно тосковала по нему. Ревниво пожалела, что отдала Зине ключи, иначе вскочила бы и поехала домой. Десять лет ожидания квартиры показались сущим пустяком по сравнению с этой ночью, когда ее охватило сиротливое одиночество.

— Ася!

Она вздрогнула и решительно заскрипела тугими пружинами матраса.

— Господи! Как ты меня напугала, Вера. Я пошевельнуться боялась, чтобы не разбудить тебя.

— Ася, это правда, что с мужчиной так… чудесно? Поначалу Ася не вникла в суть вопроса, но по мере того как она понимала, о чем ее спрашивала Вера, ее охватило недоверчивое изумление. Она приподнялась на локте, всматриваясь в неясные очертания подруги.

— Вера! — Девушку разбирало любопытство, не смотря на то что это был слишком интимный и неэтичный вопрос. — Ты целомудренна?

Вера, пожалуй, впервые была рада темноте. Она больше любила свет, солнце, поэтому и одевалась ярко и красочно. Но в эту минуту ей не хотелось, чтобы Ася видела ее лицо, которое пылало, как солнце на закате.