Тариинские хроники

Я принялась уговаривать организм мага настроиться на самостоятельную регенерацию, но увы — даже зачатков целительского дара у того не было. Уже почувствовала наползающую слабость и накатывающую темноту, когда на шею легли чьи-то руки. — Вот же наказание! Что ты делаешь? И главное — кто тебя этому научил? — сила тонкой струйкой потекла из под рук Луки, не давая упасть в обморок. — Фаргв. В ответ услышала непечатную ругань. — Что тут? — подоспевший Джонатан имел встрепанный вид. — Срасти тонкий кишечник и позвоночник. Остальное потом, если сможешь. — Давай лучше его в стазис и в лазарет? — Нельзя. Он умереть пытается. — Понял, — целитель начал плести заклинание, — с тобой что? — Порядок, — ответила я, успела услышать насмешливое фырканье позади и всё-таки потеряла сознание.

***************************

Как хорошо просыпаться, уткнувшись носом в теплую шею. Секунда блаженства и осознание: во первых я не проснулась, а очнулась. Во вторых в меня вливают энергию. В третьих я, фактически, на ком-то сижу, уткнувшись ему в шею и этот кто-то — не Лука.

Меня прижали к себе чужие руки, не дав дернутся в сторону. — Спокойно, спокойно. Ты пришла в себя, это хорошо. Резкие движения делать в твоём состоянии — плохо. Услышав голос друга я присмирела и расслабилась, позволяя себя лечить. Можно не трепыхаться, свои. — Вот и молодец. — Как там маг? — пробормотала я. — Жив, увезли в лазарет. Тебя тоже хотели забрать, но у тебя нет повреждений, а только энергетическое истощение, а раненых много. — Где Лука? — Уехал с пострадавшими. — Можно странный вопрос? — Давай. — Ммм… Почему ты такой, как бы это сказать… — Тощий? — Ну… Очень стройный, — тело обретало чувствительность, и под попой было довольно… Костляво. По ощущениям. — Родовая особенность. Генетика. Брат, обе сестры, племянники, отец, дед — все такие. Это не болезнь, если ты об этом. Но если тебе неудобно, ты можешь пересесть. Тут тебе оставили что-то вроде одеяла, как пострадавшей. — Давай пересяду. Тебе, наверное, тяжело. — Мне то? Да я уже, можно сказать, надорвался. — Эй! Мы одновременно рассмеялись.

Всего за восемь дней возвели стену вокруг Каньято. Было бы быстрее, если бы маги недр не пробыли в госпитале первые три дня.

Вечером второго дня Лука забрал меня из общежития академии, увезя в квартиру, которую он снял. — Нам нужно поговорить, — Лука был хмур. — Наверное, — я сидела в кресле, поджав под себя ноги. — Я не хочу тебе дурного. Но то, что ты сделала сегодня, может как принести тебе богатство и регалии, так и навлечь большую беду. — Я понимаю, о чем ты. Пра-прадед говорил об этом. Только я не хочу ни того, ни другого, ни тем более — третьего. — Тогда тебе не стоит использовать эти знания и умения без самой крайней нужды. — А что, по твоему, крайняя нужда? — я заглянула в глаза инквизитору, думая о том, на сколько хорошо я знаю его, и на сколько он, на самом деле, соответствует моим представлениям о нём, — Что, скажи? Спасение чужой жизни — не крайняя нужда?

Он присел передо мной на корточки, и положил свою руку на мои, осторожно поглаживая мои пальцы. Руки его были теплыми, а мои от волнения стали ледяными. — Чужая жизнь, безусловно, важна. Но не стоит спасать других ценой собственной шкуры. Я могу понять, когда речь идет о твоих кровных родственниках — матери, отце, брате, ребенке. — У меня нет детей. — Будут. Когда нибудь у тебя обязательно будут дети. — У меня? Не у нас? — сама не знаю, зачем спросила. Спросила и сама испугалась того, что сейчас услышу в ответ.

Лука опустил глаза, помолчал некоторое время, не прекращая поглаживать мою руку, затем поднял глаза и снова заглянул в мои. — Ну, если ты захочешь… То когда нибудь будут у нас. Так вот, Катарина, ты можешь в случае опасности спасать тех, кто тебе близок, дорог, находится в ближайшем родстве. Касательно службы — спасать любого из нашей ячейки. Потому как мы друг другу тоже, в некотором роде, семья. Всё остальное — в пределах того, что даёт академия. Пожалуйста, услышь меня. Я понимаю, что ты хочешь помочь всем и каждому. Но из этого вряд-ли выйдет что-то хорошее.

— Зачем тогда это всё? Зачем дар, знания, и всё это, если я буду стоять и смотреть, как кто-то умирает, просто чтобы не запятнать себя подозрениями? — Увы, такова наша сегодняшняя реальность. Многие знания — многие печали. Слышала? — Слышала. Тогда к черту эту реальность. — Не дури. Давай на сегодня закончим этот разговор. Я надеюсь, ты меня услышала и позже поймешь правоту моих слов.

С того дня мы не возвращались к этой теме. По инициативе Луки меня отстранили от почетного патрулирования стройки, как пострадавшую. Три дня я и правда была не в состоянии даже создавать вид деятельности. К вечеру четвертого дня я почувствовала себя лучше и забунтовала: сам инквизитор активно участвовал в стройке и пропадал там до вечера. Поэтому три последних дня я уезжала с ним с утра, и хвостом бродила следом, изображая власть и закон, пока он что-то проверял, записывал и давал распоряжения.