Тарковские. Отец и сын в зеркале судьбы

Я вас люблю, обожаю, я преклоняюсь перед Вами в любовном трепете и молю о взаимности, Вы моя повелительница, Вы очаровательны, я покорен, Вы пленительница, несут бутерброды. Солнышко, любите меня, мы будем их есть, пожалейте меня, меня переполняют любовь и страсть.

О н а:

К бутербродам!!!

О н:

Что все бутерброды в сравнении с Вами! Вы лучше всех пирожных мира! Я Вас люблю. Она:

А я хочу трубочку с вафлями!

Постепенно флирт перерос в серьезное чувство.

Однажды во время загородной прогулки Тоня подвернула ногу. Тарковский отвез ее к ней домой и – остался ухаживать за больной. Так они стали жить вместе, долгое время обращаясь друг к другу на «вы». (В скобках заметим, что Андрей Тарковский и его жена Лариса всю жизнь обращались друг к другу исключительно на «вы».)

Летом 1937-го Арсений Тарковский и Антонина Бохонова (по мужу – Тренина) живут вместе в Тарусе, летом 1938-го – на Волге недалеко от Твери (тогда Калинин). Иногда он уезжает по переводческим делам в Москву. Она пишет ему письма, исполненные одновременно кокетства и страдания.

Солнышко мое, чувствую я себя без Вас покинутой невестой. Мне очень надоело, что Вы не едете. Может быть, Вы раздумали приезжать?!

Но я не буду заставлять Вас на мне жениться. Я даже не настаиваю,

чтобы Вы сохраняли мне верность.

Я просто хочу, чтобы Вы приехали.

Мне без Вас скучно.

Кажется, я Вас люблю немножко.

И я хочу лунными пейзажами любоваться с Вами, а не с кем-нибудь

другим.

Вот и все.

Целую.

А. Т.

PS. Все Тарусские новости Вам расскажет Бугаевский. У Тауберга

большие огорчения. Я сочувствую ему со всей силой.

Приезжайте.

Вас здесь все любят.

Т.

Осенью 1937 года, когда Тоня была на сносях, они с Арсением поселились в ее квартире в Партийном переулке. Муж Тони Владимир Тренин благородно ушел из дома, оставив жилье жене.[22]

В конце декабря Тоня в тяжелом состоянии попадает в роддом. Когда стало немного легче, она посылает Арсению записку:

Детка моя, лежу я в 7 палате на 3 этаже… В комнате нас 11 человек. Все противные бабы. Хорошо бы книжку какую-нибудь…

И еще:

Солнышко мое. Всю ночь вереницей шли сны. Шли сны разные, были люди близкие, были давно забытые, какие-то события потрясали мир. Приходил Аркадий [Штейнберг] и говорил, что он свободен. Валя, с огромным животом, указывала на меня и кричала: «Вот она знает, как убивать детей».

Сон оказался отчасти пророческим – у Тони родились недоношенные девочки, одна из которых появилась на свет мертвой, а вторая прожила лишь несколько дней. Роды случились перед самым новым, 1937-м, годом.

Это все такой ужас, такая безумная боль и такие ненужные страдания, что я и думать не хочу, – пишет она Арсению. – Лучше сломанные ноги, руки, что хотите, только не тот бред, который происходит в родильном доме. Ну, я больше не буду! Прошло уже. Теперь я Вас буду только любить…

В ответ Арсений пишет:

Девочка моя, родная моя. Как ты себя чувствуешь? Теперь уже – кончилась твоя мука и верно тебе уже совсем хорошо? Напиши, ласанька. Какая температура? Как тебе?.. Я очень тебя люблю. Вчера я смотрел в твое окошко, оно выходит на 3 этаже во двор, с другой стороны, но ты не показалась. А сейчас я не пойду туда, под твое окно, чтобы ты не выглянула, тебе, должно быть, надо лежать. Когда тебе позволит доктор вставать с постели, ты мне напиши об этом и тогда выглянешь. Чего тебе принести, моя девочка?..

Но это – письма, написанные в экстремальной ситуации. Несколько лет повседневной жизни все переменили. Появились обиды, раздражение, подозрения… Порой ссоры были очень сильны. В 1939 году Арсений и Тоня даже расстались на несколько месяцев. В одном из писем этого периода она писала:

Я думаю о Вас постоянно и постоянно мне хочется поговорить с Вами, поэтому я часто Вам пишу, еще чаще я с Вами разговариваю. Это всегда очень интересные разговоры, где Вы говорите то, что мне хочется. В сегодняшнем разговоре с Вами я выяснила, что я Вас очень люблю, гораздо больше, чем Вы меня, но так как последнее утверждение не является окончательным, то я решила написать Вам вот что: может быть, Вы, если Вы действительно меня любите, вернетесь ко мне… Я думаю о том, какая хорошая могла бы у нас быть жизнь, и мне делается бесконечно больно. Что было в нашей жизни, что Вас так мучило? Я не знаю. Ваша ревность никогда не имела никаких оснований. Когда мы были вместе, мне иногда казалось, что, может быть, Вы правы и что меня действительно нельзя выпускать на улицу. Что от меня надо убирать гривенники. А сейчас я вижу, что нет и не было на свете женщины честнее, порядочнее и вернее меня. Я хожу по улицам, я бываю у Инки, я живу в одной квартире с Лялиным папой[23] и у меня нет не только каких-нибудь неблаговидных поступков, а даже и мысли все чисты и безупречны.