Тарковские. Отец и сын в зеркале судьбы

И вот, сначала все сооружение рухнуло вниз на железную крышу, потом с оглушительным грохотом на землю посыпались обломки кирпича, подымая клубы дыма, и, не успев закрыть глаза, я, ослепленный, уже почти ничего не видел, а только, кашляя, задыхаясь, вытирал ладонью слезы. Снова что-то обрушилось и, ломая длинные, до самой земли ветви берез, со скрежетом ударилось о землю, подняв известковую пыль, которую порывистый волжский ветер стремительным облаком уносил между верхушками деревьев…

Большевики уничтожили большую часть храмов Юрьевца; остальные тоже могли бы исчезнуть с лица земли, поскольку при создании «Большой Волги» с каскадом электростанций и Горьковским водохранилищем город планировалось полностью затопить.

Существует предание о том, как местные жители, узнав о проекте, написали челобитную самому Сталину: «Отец родной, не погуби! Если исчезнет Юрьевец, от Костромы до самого Горького ни одного исторического города на Волге не останется.» Смилостившись, вождь народов разрешил построить защитную дамбу, сохранившую верхнюю часть города. Но в глубины рукотворного моря погрузились старинный

Кривозерский монастырь, кирпичный заводик, несколько храмов и окрестные села, стоявшие на берегах когда-то узкой и быстрой Волги.

В сценарии «Зеркала» есть эпизод, к сожалению, не вошедший в фильм: мальчик, плывущий под водой, видит в зеленоватой мгле дом, в котором он некогда родился.

Двухэтажный деревянный дом в селе Завражье (на противоположном от Юрьевца берегу Волги), где родился Андрей Тарковский, частично был спасен: верхнюю его часть разобрали и поставили на новый фундамент в другом месте. Теперь в этом спасенном срубе находится музей Андрея Тарковского, созданный подвижническими усилиями Галины Голубевой, местной учительницы.

Дом-музей Андрея Тарковского в Завражье. Фото 2006 года

Есть музей Андрея Тарковского и в Юрьевце – в деревянном доме, где семья Тарковских жила во время эвакуации.

Слева от дома-музея круто вверх, к поросшему соснами холму, идет улица Красноармейская, которые местные жители называют Овражной. Здесь нас ждало одно из самых поразительных впечатлений: в череде домов, частью жилых, частью заброшенных и заколоченных, сверкнул полуразбитыми стеклами прелестный низенький домик. В одном из окон его глядела на свет огромными печальными глазами детская кукла. Покинутая, оставленная много лет назад, она сидела на подоконнике и все еще ждала возвращения обитателей дома – тех, кто когда-то здесь жил, любил и страдал, тех, кто поутру подтягивал гирьку настенных часов, тикавших в унисон с запечным стрекотаньем кузнечиков, тех, чей смех звонко рассыпался в полутемной горнице, кто ранним утром распахивал окна в сад, и счастье слепило глаза июльским светом.

В этом доме жила семья Тарковских летом 1933 года и в 1941–1943 годах. Юрьевец. Фото 2005 года

Под сердцем травы тяжелеют росинки,
Ребенок идет босиком по тропинке,
Несет землянику в открытой корзинке,
А я на него из окошка смотрю,
Как будто в корзинке несет он зарю.

Это тоже написано в Юрьевце, в 1933-м.

После лета 1936 года, которое Андрей и Марина провели у бабушки в Юрьевце. Мария Ивановна забрала Веру Николаевну в Москву. В это время из семьи ушел Арсений, ей пришлось пойти работать, а за детьми требовался присмотр. К счастью комнату в доме № 8 на улице Энгельса (ныне она переименована в улицу Андрея Тарковского) Вере Николаевне удалось оставить за собой. Это помогло им, когда началась война. Немцы стремительно приближались к Москве, и пришлось эвакуироваться. В августе 1941-го семья вернулась в Юрьевец.

Марина Тарковская вспоминает:

Маме не удалось устроиться на работу, мест не было. Жили на половину папиного военного аттестата и на мизерную бабушкину пенсию. Цены на рынке были фантастическими. Мама увязывала на санки барахло, привезенное из Москвы, и через замерзшую Волгу шла на левый берег в дальние деревни обменивать на продукты. Мы с Андреем жили своей детской жизнью. Учились в начальной школе, которая помещалась в бывшем доме купца Флягина. На первом этаже были классы, на втором – зал, где проходили «утренники» и «крутили» кино. (Крутили в прямом смысле – ручку движка.) Андрей был постоянным участником школьной самодеятельности – у него был высокий мальчишеский голос. Правда, пел он неохотно – дразнили местные ребята. Зимой Андрей катался с ними на лыжах с отвесных гор – чувство страха у него отсутствовало. Как и все, мы жили вестями с фронта. И два года каждый день бегали встречать почтальона, ждали писем с фронта – от папы…

Одноклассница Андрея Маргарита Полушкина, сидевшая с ним за одной партой, говорит, что он сильно отличался от других учеников – «такой хрупенький, такой интеллигентненький, веснушечки на носу…»

Письмо Андрея Тарковского к отцу. 1942 год

А вот что вспоминал Андрей Тарковский: