Таро для всех и для никого. Арканология новой эпохи

Слева: Мардук, поражающий Тиамат. Прорисовка с древнеассирийского барельефа. Справа: Георгий Победоносец, поражающий дракона. Современная православная икона

Разгадка в том, что итальянский Ренессанс находился под огромным влиянием философии Платона, в которой метафора колесницы играла очень важную роль. Так, возница символизировал душу или разум, кони – инстинкты или страсти, а сама колесница – тело. В образе колесницы мы видим метафору триединой природы совершенного человека, состоящего из тела, души и духа. Три элемента колесницы одновременно образуют органичное единство, которое представляет собой колесница как целое. Платон делал важное уточнение о природе лошадей: они представляли стремления к добру и к злу.

В Марсельском Таро эта символика выделена куда более наглядно. Красная лошадь – день, синяя – ночь. Красная – свет, синяя – тьма. В то время как красные и синие элементы чередуются и в столпах колесницы, и в одеяниях возницы. Таким образом, мы видим, что Колесница – это первая попытка решения главной проблемы Великого Делания – проблемы противоположностей. Здесь речь идет о волевом решении – объединении противоположностей под безусловным контролем и властью сознательного Эго. Это было бы возможно, если бы Эго находилось в полной мере вне конфликта, однако мы хорошо знаем, что сама структура Эго состоит из противоположностей и цветовая символика возницы говорит сама за себя.

Колесница в Таро Висконти

Состояние седьмого аркана, несмотря на безусловное благополучие и победу, чревато инфляцией, то есть раздуванием Эго в состоянии гордыни. Здесь, на пике своей победы, Эго рискует отождествиться с тем, что ему не принадлежит, – с архетипической Самостью, колесницей Бога, солнцем, ежегодно побеждающим тьму в весеннее равноденствие. Но когда Эго отождествляется с Самостью, это ведет к краху.

Парадокс в том, что образ колесницы относится одновременно и к Эго как символу Героя, и к Самости, как к богообразу. И если в практике прорицания этот аркан практически всегда указывает на тему Эго, то в медитативной практике это далеко не так.

Колесница в Марсельском Таро

Один из древнейших библейских образов Бога – образ колесницы божьей из видения Иезекииля. Предшественники каббалистов (назовем их протокаббалистами) выстраивали свою систему духовных практик как серию медитаций на Меркабу, то есть колесницу из видения Иезекииля. Подобно тому как тибетские монахи выстраивают мандалы буддийских божеств, протокаббалисты выстраивали совершенную визуализацию колесницы Господа. Одна из каббалистических фантазий – Господь, прячущий под своей колесницей праведников от своего же гнева.

Но самая известная колесница в истории – это, конечно же, колесница Арджуны, которой управлял скромный возничий царевича, в котором скрывался Верховный Бог Кришна. Именно он был возничим царевича, и именно он вернул ему мужество сражаться, когда Арджуна был готов уйти с поля боя, не в силах убивать родственников. Аргументы Кришны сводились к тому, что это не Арджуна, но Кришна, Сам Господь, уже убил всех, кто должен умереть, а Арджуна – лишь статист, исполняющий то, что должно случиться.

Как тут не вспомнить гениальное прозрение Карла Густава Юнга из «Красной Книги»: «Магия – это когда много лет управляешь колесницей, но потом замечаешь, что все это время ею управлял кто-то другой». Возможно, в этом главный секрет. Герой, бунтующий против бессознательного, побеждающий бессознательное, освобождающийся от бессознательного, на более глубоком уровне есть проекция воли этого самого бессознательного.

В Таро Уэйта произошло очень важное изменение. Лошади превратились в сфинксов. Возможно, это связано с тем, что начало распространения новых технологий в конце XIX века существенно изменило коннотацию классического образа колесницы. Колесница больше не завораживала, не была метафорой могущества и силы. Экипажи стали общепринятым и стремительно устаревающим средством транспорта, а не исключительной привилегией высшей аристократии как в Эпоху Ренессанса. Поэтому чтобы придать образу силы, нужно было добавить мифологический элемент, подчеркнуть символику победы над примитивной стихией.