С каждым днем становилось все хуже, порой у Шани опускались руки, но он был не из тех, кто отступает. Пусть с женитьбой он и поторопился, поддавшись мгновенному порыву, теперь он в ответе за эту женщину перед своей совестью и никогда ее не предаст…
От невеселых размышлений герцога отвлек гость. Новый эркард Гелани и давний друг прежнего тестя Гардани был человеком деловым и умным. За час с небольшим они решили уйму дел, после чего Шани пригласил дана Казимира отобедать. Эркард с радостью согласился. Илана к обеду не вышла, но сотрапезники великолепно провели время, а на прощание эркард, немного смутившись, попросил передать даненке Белинде подарок от его дочерей. Шани тепло поблагодарил, проводил гостя до двери, где сдал с рук на руки Янеку, и, обернувшись, столкнулся с яростным взглядом Ланки. Герцогиня Таянская сочла уместным явиться в столовую как была — в измятой рубашке и заправленных в сапоги шароварчиках.
— Тебе что-то надо? — мягко спросил Шандер, уже понимая, что без ссоры не обойдется.
— Надо?! — В глазах женщины дрожали злые слезы. — Надо. Ответь, зачем ты притащил меня сюда? В благородство играл?! Боялся взять корону при живой Ямборе?! Ну так я тебя скоро освобожу…
— Ты что, с ума сошла?
— Наоборот, набралась ума. — Ланка подошла к нему вплотную, стало видно, как дрожат у нее губы. — Вы с Рене — два сапога пара. Ваше благородство хуже убийства! Все эти гоблины, мужики, купцы для вас друзья, а меня вы стыдитесь… И Рене, и ты. Как же! Не сажать же твоих драгоценных горожан за один стол со шлюхой Годоя…
— Стыжусь? — Шани все-таки растерялся. — Ты же сама не вышла.
— А как я могла выйти?! — Она уже кричала, и Шандер не придумал ничего более умного, чем прикрыть поплотнее дверь, не хватало еще, чтобы эти вопли услышали слуги. — Меня здесь все ненавидят! Они-то все чистенькие, только где б они были, если бы не я… Где бы вы все были, победители… А теперь оставь меня в покое!.. Заведи себе в городе шлюху… То есть мещанку, у твоего эркарда сколько дочек? Он тебе отдаст любую, и про нее никто не тявкнет… Она же не Ямбора, она не спала с Годоем, а ты… Ты такой несчастный, все один да один… Ну так вперед…
В дверь заскреблись. Как же не вовремя, хотя почему это не вовремя?! Шани распахнул дверь, впуская аюданта, и не терпящим возражений голосом отчеканил:
— Полчаса на сборы. Умойся, переоденься. Лучше в красное. Мы едем встречать посольство гоблинов. С сегодняшнего дня изволь сопровождать меня везде.
Не дав женщине опомниться, Гардани вышел.
Прохладное ясное утро словно бы звало за горизонт, туда, куда улетали, подгоняемые свежим ветром, жемчужные облака, сами похожие на корабли под парусами. Это было утро дороги, когда уходящий радостно смотрит вперед, а не оглядывается.
В порту было не протолкнуться — проводить своего паладина вышла вся Идакона. Корабли стояли на ближнем рейде. «Созвездие Рыси» — черное, с золотистой полосой вокруг корпуса и слегка наклоненными назад мачтами — казалось стремительным и гордым, как атэвская лошадь. Темно-серый с серебром «Осенний ветер», более приспособленный для схваток, нежели для погони за неведомым, рядом с собратом выглядел боевым таянским дрыгантом.
Эмзар и Клэр стояли в окружении маринеров. Эландцы привыкли к эльфам — к красоте привыкают быстро — и не скрывали своих дружеских чувств, обходясь без того панибратства и заискивания, которое так раздражало в жителях империи. Герика куталась в эльфийский плащ рядом со Светорожденными — из всех приглашений, которые получила невеста императора, она выбрала Убежище, где можно оставаться самой собой, при этом совершенствуясь в эльфийской магии. Лицемерие и шум императорского дворца тарскийку раздражали, родовое гнездо Годоев разрушили гоблины Рэннока, да и привязанности к нему Герика не испытывала, а в Высоком Замке была своя госпожа. Появление Герики напомнило бы Ланке о том, о чем напоминать ни в коем случае не стоило…
Конечно, можно было остаться в Идаконе, поднимаясь с зарей на Башню Альбатроса, день за днем ожидая, когда над горизонтом появятся долгожданные паруса. Героини старинных баллад и преданий поступали именно так, но Геро следовать их примеру не хотела. Она отпускала своего адмирала с улыбкой, но остаться в опустевшей без него Идаконе было бы слишком тяжело. Герика и так держалась из последних сил, не желая разбить счастье дорогого человека, а Рене в самом деле был счастлив. Он умчался на корабль еще затемно, сбросив с плеч десять лет и тысячу забот. В сущности, они простились ночью, и тарскийка не собиралась выказывать чужим, среди которых оказалась и замотанная в белое до самого носа старая Зенобия, своей боли. Не прийти же в порт невеста паладина не могла — это оскорбило бы эландцев. Так заведено — женщины провожают корабли и ждут. Мужчины дарят последний поцелуй и, больше не оборачиваясь, уходят.