Тарра. Граница бури. Летопись вторая

— Расскажу. Шандер, я должна сказать тебе еще одно…

— Тогда я принесу еще воды. Лучше ведро…

— Ведро?! — Женщина вновь засмеялась. Как же смех может отличаться от смеха… — Не надо ведра, Шандер. Я пока не уверена, но очень похоже… Хотя тогда было по-другому… Но ты ведь человек, и потом, это второй раз, а второй раз всегда легче…

3

Эстель Оскора

Белые душистые цветы стали сначала сиреневатыми, потом темно-лиловыми, почти черными. Серебристые пестики уродливо вытянулись, превращаясь в толстые волосатые стручки, из которых эльфы делают снадобье, уводящее в мир грез. Запоздалые цветы на ставших неприятными кустах казались кощунством. Как монахини в «веселом доме».

Золотистые курочки высидели своих бестолковых птенцов, так что ходить приходилось очень внимательно, чтобы не наступить ненароком на зазевавшуюся «жар-птицу». Море лениво плескалось о скалы, в прозрачной воде лежали огромные раковины, каждая из которых могла послужить блюдом на дворцовом пиру. Красота этого места утомляла своей слащавой пышностью. А может, причина заключалась в том, что и цветы, и птицы, и морские твари блаженствовали и им не было дела до того, какую цену мы платим за то, чтобы небо и дальше оставалось синим и высоким, а море — теплым и полным жизни. Если церковники правы и рано или поздно к нам по лезвию меча снизойдет Триединый в ипостаси Калватора и уведет за собой прощенных, как же гадко будут выглядеть эти праведники, покинувшие на растерзание свой мир и тех, кого отвергнет благодать. Но я не верила, что Калватор придет. И Рене не верил, потому и пошел сам.

С чего он и Залиэль решили, что разгадка всех тайн и средоточие всех бед скрыты в Жемчужном море, мне было непонятно, но они не сомневались. И были правы: я почувствовала неладное именно тогда, когда «Созвездие» должно было миновать Жемчужную гряду, о которой рассказывали эльфы и из-за которой мало кому удавалось вернуться.

4

Небо заволокло темными клубящимися облаками, бешено несущимися в одном направлении. Сбросил сон и океан, вокруг, сколько хватало глаз, бесновались высоченные, увенчанные пенными коронами горы. Сталкивались, гибли, смешавшись седыми гривами, но их место тотчас занимали другие, еще выше. Еще неистовей.

Рене встретил шторм в бейдевинд с почти оголенными мачтами. «Созвездие», то проваливаясь в ущелья между двумя водяными громадами, то взлетая на самый гребень, настырно пробивалось вперед. Озверевший ветер срывал пенные гребни, выл и кричал в снастях, пытаясь своротить и разорвать все, что попадалось на его пути, и негодуя на то, что убранные паруса не дают ему опрокинуть судно и переломать мачты. Но это еще был чистый ветер, он ненавидел то, что таилось впереди, как ненавидели Могильщика воды Агаи.

Утром на палубу рухнул еще живой альбатрос. Его мало кто видел, но в глазах Ларса Рене прочел просьбу вернуться. Это еще было возможно, это было возможно даже теперь… Если б только вести корабль было под силу одному человеку! Но умирать придется многим. Умирать ради тех, кто родится через тысячу лет и вряд ли когда-нибудь услышит об этой буре.

Раскачиваясь, кажется, во все четыре стороны одновременно, корабль упорно поднимался на очередную волну, иногда разрезая ее, иногда зарываясь носом. Тогда часть волны попадала на бак, а другая разбивалась о крепкие борта, обдавая их солеными брызгами. Порой, после особенно сильного порыва ветра, корабль черпал бортом, верхушки волн бросались на палубу, опадали, и вода, шипя, выливалась через шпигаты противоположного борта.

Матросы, надевшие поверх своих обычных свободных рубах просмоленные парусиновые куртки, были собранны и молчаливы. Время шуток и смеха миновало. Люди, отряхиваясь от воды, держались за снасти, время от времени поглядывая то на море, то на своего капитана.

Боцман хмуро сообщил, что палубы и трюм в порядке, орудия наглухо закреплены, все задраено и течи пока, хвала Великим Братьям, нет. Аррой самым будничным и равнодушным голосом велел дать знать, если что случится, и не зевать на руле и спустился вниз, пройдя по сразу ставшей сырой и душной жилой палубе. Все люки были наглухо задраены, свежий воздух вниз не проникал, и маринер поймал себя на том, что если уж гибнуть, то не как крыса в бочке, а на ветру. Подмигнув пробегавшему мимо матросу, адмирал вошел в свою каюту и с неожиданной для себя самого яростью зашвырнул в стену роскошными эльфийскими перчатками…

5

Эстель Оскора

Нарастало это постепенно, как начинающаяся лихорадка. Сначала мне показалось, что я слишком долго сидела на солнце и смотрела на море, потом я поняла, что солнце ни при чем. Лицо у меня горело, голову стянул тугой обруч, во рту ощущался противный металлический привкус. Вот оно, началось! Не знаю, почувствовала бы я, что с Рене не все в порядке, без украденного талисмана или же нет. Мне кажется, что почувствовала бы, но нам свойственно переоценивать свои возможности и принижать то, что сделано другими. Как бы то ни было, ждать осталось недолго.