Тарсо, Христа ради юродивая

Эту силу попирать себя блаженная Тарсо черпала из свободы, которую подает подвижнику только животворящий Дух Божий. Тарсо была свободна и ничем не связана, словно дикий осел, упоминаемый в Книге Иова, который может свободно бежать куда хочет и не слышит криков погонщика[8]. Дарование Тарсо просвечивало сквозь святое безумие лишь тогда, когда ее иносказательное слово становилось трезвым наставлением или советом по просвещению от Бога. Однако чаще всего ее поведение вызывало у ничего не подозревающего гостя только недоумение, и тот в конце концов покидал блаженную, или чувствуя отвращение, или смеясь над ее глупостью. Но призванием Тарсо было испытывать подлинность благоприличия формальных христиан и их совесть. А ее взгляд, который пронзал тебя насквозь и видел все глубины твоей души, выдавал благодать Божию, почивающую на блаженной.

Пожалуй, именно эта свобода Святого Духа ответственна за то, что Тарсо жила при старостильном монастыре, который раздирали изнутри столкновения между приверженцами радикального и умеренного взгляда на календарную проблему[9]. Сама Тарсо ни в коей мере не была ревнительницей старого стиля, поэтому у нее не было общения с монахинями, стоявшими на крайних позициях. Тарсо не считала зилотство панацеей, поэтому и зилоты не относились к ней всерьез. Они считали ее сумасшедшей, а она старалась избегать зилотских раздоров и законнических споров. Когда ее спрашивали о календаре, Тарсо обычно ограничивалась риторическим вопросом: разве это плохо, если Бог, или Пресвятая Богородица, или какой-нибудь святой будут прославляться дважды, с разницей в тринадцать дней? Тем самым она обозначала свое отношение к проблеме, избегая проповеди. Тарсо не вникала в богословские глубины конфликта и не хотела пренебрегать дарованием юродства, занимаясь проблемой, которая приобрела идеологический характер. Напротив, она прибегала к дару юродства, чтобы люди, бывшие некогда братьями по вере, увидели, какими стенами они разделили друг друга. Тарсо переживала дарование юродства как славословие Бога (ведь каждое дарование только так может воплощаться в жизни человека), и поэтому стремилась показать обеим сторонам этого раздора одну великую истину, которая от них ускользала: славословие Бога — это слишком значительное дело, чтобы низводить его до идеологии. Таким образом, своей позицией Тарсо стремилась проложить путь не к согласию календарей, но к единству народа Церкви в славословии Бога. Она старалась показать, что это трагедия, когда разные группы христиан прославляют Бога с уверенностью, что их славословие более православно, чем славословие тех, кто был им когда-то братьями. Так блаженная призывала к покаянию тех, кто не понимал, в каком расколе они оказались. Такое своеобразное отношение Тарсо к календарной проблеме было ее личным «меморандумом» зилотству.

Эта книга писалась моим отцом Иоанном Корнаракисом с молитвой и является плодом послушания. Однажды отец мне открыл, что начал работать над биографией блаженной Тарсо, когда старица явилась ему во сне и сказала, чтобы он посетил монахиню Марину, которая служила ей, словно ангел, и взял у этой сестры карандаш для работы над этой книгой[10]. Позднее, однако, Тарсо велела отложить карандаш в сторону. Дело остановилось. Очевидно, тогда еще не пришло время для этой книги. Немало времени прошло, прежде чем отец был извещен (снова таинственным образом), что есть благословение завершить этот труд и опубликовать его.

Таким образом, эта книга передает русскому церковному народу драгоценное сокровище живой веры, призыв всмотреться внутрь себя и усилить духовный подвиг. Это свидетельство православного духа, безусловно, внесет свой вклад в богатую литературу о Христа ради юродивых на русском языке.

Константин Корнаракис,

профессор богословского факультета

Афинского национального университета

Введение

Читатели Патериков[11] и других творений святых отцов знают, что аскетические подвиги обычно совершались в пустыне. Святые, чья жизнь была посвящена достижению евангельского духовного совершенства, а подвижничество было суровым до крови, изначально просияли во Святом Духе именно там — в таком месте на земле, которое лишено зелени и воды, тени деревьев и утешения от живущего рядом человека.

Пустыня зачастую была весьма сурова даже для самых аскетичных ревнителей пустыннической жизни. Но во времена расцвета подвигов трезвения и молитвы она стала обычным полем боя за очищение души и причастие небесным мистическим дарованиям Святого Духа. Так, пустыни Нитрии, Фиваиды, Синая, Палестины, Иордана сделались духовными символами и остались в памяти Христовой Церкви аскетическими памятниками бесчисленным христианам, просиявшим в подвиге ради очищения от страстей и ради жизни, насыщенной таинствами благодати Божией.

* * *