Тартарары для венценосной особы

 Целую вечность они искали пятый корпус дома тридцать четыре по Тамбовской улице, но он тщательно прятался от их глаз. Первые два корпуса нашлись сразу же, а вот куда делись три оставшихся? Когда девчонки окончательно замерзли и Андрей начал настаивать на возвращении домой, кто-то наверху смилостивился над ними и послал на помощь старушку. Бабулька с трудом тащила огромную сумку на маленьких колесиках по сугробам. Андрея поразило тонкое пальтишко с обтрепанным меховым воротничком, шапка, поверх которой пожилая женщина повязала шерстяной платок, и явно не зимние, полуразвалившиеся сапоги. Преодолевая очередное снежное препятствие, бабка завалилась на бок. Скромная провизия вывалилась из сумки и быстро смешалась с грязным месивом. Анечка и Лана бросились собирать консервы, перемазанный хлеб, рассыпавшуюся крупу. Андрей помог женщине подняться. Она беззвучно плакала, глядя на испорченные продукты.

 Анечка отвела подругу в сторону:

 — Слушай, ей надо продуктов купить. Эти только выкинуть осталось.

 — У меня денег мало. Хорошо, если двести рублей наскребу.

 — Это не твоя проблема. Ее надо довести до дома, а потом дойти до магазина и купить еды. Договорились?

 Взяв бабульку с двух сторон под руки и всучив тележку Андрею, они медленно тронулись в путь.

 — А вы чего в такой холод тут бродите? Почему домой не идете? — спросила старушка через некоторое время.

 — Мы ищем тридцать четвертый дом по Тамбовской улице. Два корпуса нашли, а нужного корпуса нет, — грустно ответила Лана.

 — Ой, надо же! — обрадовалась она. — Я как раз живу в тридцать четвертом доме. Какой корпус?

 — Пятый! — оживилась Анечка.

 — А кто вам там нужен? Я там всех знаю. Квартиры в этом доме давали от предприятия. Так что мы жили все вместе: вместе работали, вместе детей воспитывали, вместе отдыхали. Это сейчас никому ни до кого нет дела, а раньше мы жили очень дружно, как одна большая семья.

 Девчонки переглянулись! Вот удача так удача!

 — Вы семью Белявских хорошо знаете? — спросил Андрей.

 Бабка вздрогнула, словно обо что-то укололась.

 — Ой, милый, соседи это мои. Беда у них! — из выцветших глаз потекли слезы.

 — Что случилось? — перепугалась Анечка.

 — Месяца полтора назад разбились на смерть. Алечка и Мотечка сгорели заживо. Какие люди душевые были, все время старухе помогали, то продуктов с рынка принесут, то в поликлинику свозят. А сыночек их, Андрюшенька, так то не мальчик, настоящее золотце. Сиротой остался. В больнице лежит. Говорят, не жилец… Ему голову шибко разбило при аварии. Следователь приходил, просил соседей опознать мальца. Ну, я и поехала. А что? Мальчик он был редкой доброты, порядочный, всегда здоровался при встрече, сумку подносил…

 — Скажите, а Андрей сильно пострадал при аварии? Лицо цело осталось, не обгорело? Вы хорошо его разглядели? — допытывался парень.

 — А как же, милок! — несвежий носовой платок осушил слезы. — Очень хорошо разглядела. Кузьминична хоть и без зубов, но зрение все такое же острое. Андрюшенька без сознания лежал, и все бредил. Как сейчас помню, лицо целое было, только синяки и царапины остались, во рту трубка, темечко перебинтовано, аккурат по самые бровки повязку наложили.

 — Вы хорошо знали Белявских?

 — Я Андрюшеньку за внучка считала. Он вырос на моих руках. После школы его встречала, обедом кормила. Я ж одинокая. Бог деток не дал, так вся моя материнская ласка на Андрюшеньку и направилась. Уж как любила я мальчика, как заботилась о нем. Мне Алечка и Мотечка за деток были. Иные дети о родителях так не заботятся, как они обо мне пеклись. Но видно, судьба моя горемычная, Алечку и Мотечку схоронила, теперь вот Андрюшеньку жду. Каждую неделю в квартире у них прибираюсь.

 — У вас что, ключи есть от квартиры? — ахнула Лана.

 — А как же! Мне их еще Алечка передала. Незадолго до смерти. Только боюсь я. Вдруг помру, кто Андрейке связку передаст. Ведь у него в больнице даже одежды нет. Я бы съездила, гостинцев свезла, вещички передала, да сама до рынка еле ползаю, до центра и не доберусь.

 — А в какой он больнице лежит?

 — Так в центральной детской. Там у них еще врач со смешной фамилией. То ли датской, то ли еврейской.

 — Михельсон? — упавшим голосом спросил Андрей.

 — Ага! Он самый. Такой человек хороший. Его детки любят. А это мой дом, — сказала пенсионерка, остановившись около подъезда. — Вот что, милые, сама девчонкой была, сама в мороз в одних чулочках бегала, сама мерзла, как незнамо кто, поэтому никаких возражений не принимаю. Все идем ко мне пить чай. Вы меня до дома проводили, я вас хоть немного отогрею, прежде чем домой поедете.

 — А это удобно? — на всякий случай спросила Анечка.

 — Штаны через голову надевать неудобно, а чай после такой метели пить в самый раз, — улыбнулась беззубым ртом старушка.