Тартесс

Последний ребенок, которого она даже не смогла увидеть, подержать на руках, поддержать. Вероника боялась услышать о судьбе этой малышки. Вдруг она услышит такое, что навсегда оставит в сердце болезненное чувство вины? «Без матери она стала неуправляемой, капризной и проявляла к Георгию агрессию, которую он так тяжело переносил. А девочке не хватало материнской любви», – копошились в голове неугомонные мысли-тараканы.

– Расскажи мне, как так всё получилось, – мешая ложкой суп уже примерно с полминуты, спросила Вероника.

Георгий понимал, почему она не расспрашивала раньше. Печально и горько терять своих близких. Вероника отпустила память о ней вместо того, чтобы выслушивать рассказ о старости и смерти.

– Ей было тяжело. Переходный период, а она одна. Капризничала, срывалась. Она не подпускала меня близко. Три года мы прожили как две натянутые струны, пока она не влюбилась в парня – Александра, как сказал Сидон. Приклеилась к нему, и я ничего не сумел предпринять…а, может, сдался.

– Понятно. Это всё ненормально…так нельзя, – сказала Вероника и заплакала впервые за последние полсотни лет. Крупные капли падали прямо в суп, вызывая на поверхности волнообразные круги. Это было нелепо, мило, и сердце Георгия сжималось от боли и жалости. Как когда-то много тысяч лет назад.

– Знаешь, если получится вернуть Гектора и остальных в Атлантиду, я не медля ни минуты уйду. Мне нужно время смириться с мыслью о Эвридике. Успокоить совесть. Привести в порядок голову…

– Ты хочешь отправиться в Иудею? – с безысходностью в глазах посмотрела на него Вероника.

– Да. Мне кажется, что только так я смогу успокоить свою больную душу. И обрести хоть каплю покоя.

– Дай мне время. Я должна подготовиться к расставанию.

– Ты же знаешь, я вернусь очень быстро, не успеешь глазом моргнуть. Сейчас позиция крайне удобная – какую-то тысячу лет перешагнуть.

– Опять эта тысяча лет. А если что-то произойдет? Времена тогда были очень неспокойные…– замолчала Вероника.– Ну да ладно, наверное, всё к лучшему. Ты к этому стремился.

– А на земле хоть раз было спокойно? К тому же у нас есть гравилор, он защитит и послужит маяком вам в коридорах времени, – риторически заметил Георгий.

Глава шестая. Вилуса

Во время решающего сражения Гектор был напряжен и сосредоточен. Он ждал смерти с минуты на минуту. Он был готов к тому, что сегодня и есть его последний день. Он был готов, но его не покидала мысль о том, что смерть его бесполезна, и он оставляет свою семью вот так, на погибель. Он мог надеяться и мечтать о лучшем будущем, но он знал, чем всё закончится. Его смерть предрешена историей, он ничем не поможет родной Вилусе, детям.

В разгар схватки с Ахилесом земля содрогнулась, это был не первый случай за последние дни, и Гектор пошатнулся теряя опору под ногами; трещина расползалась по всей длине ратного поля, стрелой вонзаясь в стены крепости. Там раздались грохот и крики. Гектор резко повернул голову в сторону города. Внезапно в голове помутилось, и он решил, что вражеский удар настиг его, что меч Ахилла достиг своей цели. Всё его тело скрутило, тошнота подступила к горлу, и, согнувшись пополам он закричал, впервые почувствовав страх. Не боль от раны – рваную и жгучую, обрекающую тело на смерть, а страх от неизвестных дотоле ощущений, не сравнимых с обычными человеческими страданиями.

Затем всё вывернулось обратно, стало вновь светло. Боль в голове и тошнота – она поднималась снизу живота. Гектор с усилием воли открыл глаза. Он находился на высокой площадке посреди главной площади – в Атлантиде. Рядом с ним стояла Елена, поддерживая ослабшую Андромаху.

С радостными криками им на встречу кинулись коллеги, крепко обнимая и хлопая Гектора то по спине, то по золотому шлему, трясли за руки, а Гектор стоял столбом, находясь в полной прострации, не понимая, и понимая что происходит одновременно.

Елена чувствовала себя не лучше. Незнакомая женщина под-бежала к ней и стала целовать её лицо, омывая солёными, горячими слезами. Она взяла её за руку и повела куда-то, безостановочно что-то повторяя. Много тысяч лет Елена не говорила на другом языке, кроме греческого и совершенно ничего не понимала, ни слова. Но место это казалось ей знакомым. Что-то из снов. Из тех мутных и далеких снов, много лет мучающих её ночами, но тоже очень давно.

Елена не сопротивлялась. Может это опять сон? Или она умерла в тот момент, когда стены Трои содрогнулись?

К шести часам всех пригласили в большой зал на ужин в честь прибывших. Вероника нашла среди оборудования, на складе всякой рухляди, синхронный переводчик и так смогла пообщаться с дочерью. Они долго рыдали, обнявшись, пока их наконец позвали на ужин. По пути в большой зал они увидели в месте портала женщину, окутанную белым саваном, она висела невысоко в воз-духе, находясь под действием гравилора.

– Кто это? – заинтересовалась Елена.

– Она из наших. Похоже, её перенесли сюда спящей.