Тарутинское сражение

В официальной и частной переписке Кутузов неоднократно подчеркивал преимущества своего положения в Тарутинском лагере. Так, в рапорте Александру I от 13 октября 1812 г. он писал: «Вашему императорскому величеству известно, что армия не делает никакого важного движения и что посылают партии для отрезания неприятелю всякого сообщения. Множество пленных и час от часу ослабевающие силы неприятеля суть неоспоримые доказательства, сколь великую пользу таковые отряды производят»[148]. Развернутое описание успехов, достигнутых в период пребывания армии в Тарутинском лагере и ведущих к поражению неприятеля, представлено в адресованном жителям России известии из армии от 12 октября 1812 г. Оно начиналось словами: «Армия находится более недели близ села Тарутина на правом берегу реки Нары и, пребывая в совершенном спокойствии, получает от того новые силы», а заканчивалось следующим выводом: «Итак, враги наши везде поражены и они погибают в отдаленных странах Европы в то время, когда, ворвавшись в пределы России, найдут может быть гробы свои в недрах отечества нашего»[149]. Этот документ вышел из-под пера Михайловского-Данилевского и был одобрен главнокомандующим[150]. В частных письмах к своим родственникам Кутузов также указывал на выгоды «малой войны» при общем бездействии главных сил. Зятю и дочери, М.Ф. и П.М. Толстым, 13 октября 1812 г. он сообщал, что «стоим уже более недели на одном месте и с Наполеоном смотрим друг на друга, — каждый выжидает время. Между тем маленькими частями деремся всякий день и поныне везде удачно»[151]. Другой дочери, Е.М. Хитрово, 14 октября Кутузов написал: «Я по-прежнему нахожусь против Наполеона. Мы наблюдаем друг за другом, прощупываем друг друга, но ни один из нас не хочет решительного боя. Между тем, я веду с ним малую войну с большим преимуществом, и не проходит дня без того, чтобы мы не взяли триста человек в плен»[152].

Таким образом, свидетельства близких к Кутузову офицеров и его переписка позволяют сделать заключение, что главнокомандующий был вполне удовлетворен сложившимся положением, когда против неприятеля с успехом действовали не главные силы армии, а отдельные отряды и небольшие партии. Поэтому, ожидая пробуждения «усыпленного в Кремле льва», он не стремился самостоятельно возобновлять «большую войну», чтобы его разбудить.

О. Верне. Нападение казаков на французский транспорт в 1812 г.

Подготовка к сражению

Занятая Кутузовым выжидательная позиция, оправдавшая себя в ходе последующих действий и поддержанная позже современниками, не находила полного понимания в армии. Сведения об этом можно встретить в дневнике поручика лейб-гвардии Семеновского полка А.В. Чичерина. 15 октября он записал: «Теперь, когда мы столь долго стоим на месте и у всех было время наговориться, каких только предположений не вызывала неподвижность событий, каким только неразумным суждениям не подавало повода наше бездействие! Я столько наслушался разных мнений, смутных слухов, что не знаю уж, кому и чему верить»[153]. 19 октября, уже после Тарутинского сражения, Чичерин, возвращаясь к этой теме, отмечает: «Как все, я жаловался на наше бездействие. Как все, я не мог удержаться от сравнения отличного состояния нашей армии с тем, что мы узнавали о французской от перебежчиков и пленных; я терялся в предположениях и не мог понять, почему мы словно робеем неприятеля»[154]. В своих воспоминаниях подпоручик 7-й артиллерийской бригады Н.Е. Митаревский указывал, что, несмотря на удобство лагерной жизни, в войсках «начали скучать и говорить: „Что ж это мы стоим здесь на одном месте, а французы прохлаждаются в Москве? Пора бы их побеспокоить!“ Особенно Мюрат со своим авангардом был как бельмо в глазу. За несколько дней до движения против него говорили: „Не только Мюрата можно разбить, но и всех французов, что с ним, забрать живьем. Видно, наш старик фельдмаршал задремал“. На это возражали: „Фельдмаршал не дремлет, а не хочет будить французов и выжидает, пока сами проснутся. Мы поправляемся, а французы слабеют“. Хотя это была и правда, но она не совсем успокаивала умы»[155]. Стоявший при авангарде прапорщик квартирмейстерской части Н.Н. Муравьев (родной брат А.Н. Муравьева) вспоминал: «Между тем Кутузов мало показывался, много спал и ничем не занимался. Никто не знал причины нашего бездействия; носились слухи о мире, и в армии был всеобщий ропот против главнокомандующего»[156].