Тарутинское сражение

В своем представлении Кутузову Беннигсен писал: «Господин фельдмаршал, судя по полученным нами сведениям и донесениям, можно предполагать, что подкрепления, ожидаемые неприятелем, и которые идут к нему под командой маршала Виктора, находятся уже не далеко от нас; поэтому мне кажется, интересы нашего монарха и государства требуют, чтобы мы, не теряя времени, атаковали со всеми силами, сосредоточенными под начальством вашего сиятельства, неприятеля, который стоит против нас, под командой короля Неаполитанского, прежде нежели помянутые подкрепления подойдут к французской армии. Эту меру надлежит, по моему мнению, принять без промедления, так как, судя по полученным нами сведениям, Наполеон со всей его гвардией находиться еще в Москве; а у короля Неаполитанского мало артиллерии, кавалерии же не более 8000 человек.

Ваше сиятельство конечно лучше меня оцените всю важность сделанного мною предложения, и если оно заслужит Вашего одобрения, Вы будете так добры дать мне соответствующие приказания, чтобы я имел честь представить на Ваше одобрение диспозицию атаки, которую нетрудно будет выполнить, так как перед нами находится равнина, пересеченная небольшим лесом. Считаю долгом присовокупить, что неприятель прорвал, несколько дней тому назад, цепь наших аванпостов и поставил свои аванпосты на возвышенность, с которой каждый из его ведетов может видеть все происходящее в нашем лагере»[188].

А. Ежов. Трубач лейб-гвардии Уланского полка, 1812 г.

А. Ежов. Офицер 2-го карабинерского полка в расположении штаба Неаполитанского короля, октябрь 1812 г.

А. Ежов. Кирасир 2-го полка в походной форме, октябрь 1812 г.

Как видно, Беннигсен, обращая внимание на слабость авангардного отряда противника, опасался прибытия подкреплений и указывал на проявляемую со стороны неприятеля активность: тот отодвинул аванпосты русских войск и занял господствующую на левом берегу Нары возвышенность (последнее могло произойти после заявления Мюрата о прекращении перемирия, причиной которого стало нападение на него казака). Из текста представления можно заключить также, что диспозиция предстоящей атаки была уже подготовлена, и Беннигсен готов был ее представить на утверждение Кутузова.

По мнению Беннигсена, это представление «произвело желаемое действие. Фельдмаршал изъявил согласие на то, чтобы я атаковал короля Неаполитанского»[189]. Еще Беннигсен отмечал: «можно было предвидеть, что в тот день, когда будет произведена атака, будет положено начало истреблению французской армии»[190]. Он считал, что разгром неприятельского авангарда должен был неминуемо привести к наступлению русских войск на Москву. Кутузов, вынужденный прислушаться к настоятельным требованиям об атаке и назначивший удар по отряду Мюрата на 17 октября, был другого мнения. Он не желал решительных действий, опасаясь, видимо, брать инициативу в свои руки и вступать в противоборство, результат которого он не мог предугадать.

Современники и участники тех событий не были единодушны в ответе на вопрос, кто являлся инициатором создания плана атаки неприятельского авангарда. Бывший при Беннигсене поручик Евреинов, восстанавливая по памяти, спустя почти 60 лет после войны 1812 г., события подготовки наступления, писал, что с 13 октября Беннигсен не переставал каждый день ездить к Кутузову, чтобы склонить его к нападению на Мюрата, но фельдмаршал долго удерживался и согласился только не раньше 16 октября. «Из сего было видно, что Беннигсен успел убедить его представлением ему составленного им плана, и что наступило самое удобное к тому время: тогда и фельдмаршал изъявил согласие, чтобы под главным начальством Беннигсена с несколькими корпусами приступить к атаке»[191]. Щербинин, состоявший при штабе главнокомандующего и писавший свои воспоминания через 50 лет после войны, придерживался другой точки зрения. Он утверждал, что «нападение на Мюрата приуготовлено было подробной рекогносцировкой Карла Федоровича (Толя — В.Б.), продолжавшейся несколько дней»[192]. В записках, составленных в начале 1813 г., Беннигсен называет себя составителем плана. Вместе с тем, в представленном Кутузовым 29 декабря 1812 г. императору наградном списке за Тарутинское сражение, указывалось, что «сей офицер (Толь — В.Б.), отличный по службе, единственно он, а не иной кто делал рекогносцировку неприятельского лагеря, сделал прожект атаке, исполнил в точности данные от меня повеления и, несмотря на темноту ночи, подвел стотысячную армию под неприятельские пикеты, чем показал неустрашимую свою деятельность и искусство»[193]. Историки, писавшие о войне 1812 г., также не пришли к единому мнению относительно личности инициатора плана атаки неприятельского авангарда.