Тарзан. Том 5

— Я предполагаю,— сказал лейтенант,— что мы оба движемся к концу. Видимо, время теперь приближается к ужину.

Зу-Таг охотился в одиночестве далеко от своего племени, вождем которого был Го-Лаг, уже знакомый нам красавец. Зу-Таг был молодым самцом, он только вошел в самую силу. Имя Зу-Таг переводится как «Длинная шея». Он был огромен, силен и свиреп, к тому же Зу-Таг далеко превосходил умом подобных ему обезьян. Об этом говорил и его облик — более высокий лоб и менее выступающие надбровные дуги. Го-Лаг уже видел в этой молодой обезьяне возможного соперника за царский трон, и следовательно старый самец смотрел на Зу-Тага с завистью и неприязнью. По этой причине (возможно, существовала и другая, но осталась нам неизвестной) Зу-Таг часто охотился в одиночку. Его бестрашие позволяло ему бродить вдалеке от естественной защиты, которую обеспечивала большая стая обезьян. Одним из результатов его одиночных отлучек была выработавшаяся в нем замечательная находчивость, кроме того, состояние постоянной готовности к опасностям помогало развитию ума и способности к наблюдению.

Сегодня Зу-Таг охотился в южной части джунглей и возвращался домой вдоль реки по знакомой тропе; по ней он часто хаживал, потому что она вела к деревне Гомангани, чьи страшные и почти обезьяноподобные действия и особые правила жизни вызывали в нем интерес и любопытство. Как он это проделывал и раньше, Зу-Таг решил задержаться и поглазеть. Он занял удобное положение на дереве, откуда мог наблюдать жизнь туземной деревни изнутри и видеть чернокожих за повседневными занятиями на главной улице.

Едва Зу-Таг устроился на своем наблюдательном пункте, как вместе с чернокожими был испуган падением с дерева Тарзана. Но он не убежал и продолжал следить за происходящим. С ветвей на землю упал за частокол белый гигант, явный житель джунглей. Зу-Таг увидел, как негры собрались вокруг распростертого тела, а затем, связав, отнесли человека в хижину..

Зу-Таг сразу встал во весь рост на ветке, где сидел на корточках, и поднял морду к небесам, чтобы издать дикий крик протеста и вызова, так как он узнал загорелого Тармангани, странную белую обезьяну, которая явилась к ним в стадо ночью во время Священного танца Дум-Дум. Этот Тармангани одолел так легко величайшего среди обезьян, тем самым завоевав уважение Зу-Тага и вызвав восхищение у молодого свирепого самца. Чернокожие не смели прикасаться к тому, кого Зу-Таг считал своим.

Но свирепость Зу-Тага умерилась некоторой прирожденной хитростью и осторожностью; прежде чем подать голос протеста, он напряг свой недюжинный ум, и ему в голову пришла мысль, что хорошо бы спасти эту удивительную белую обезьяну от общего врага Гомангани. Поэтому Зу-Таг не стал вопить, выражая протест и бросая вызов, а разумно решил, что можно достигнуть большего, действуя тайком. Он уже знал, что таким путем действовать куда прибыльней, чем кичиться силой мускулов, зубов и громкостью воплей.

Вначале он задумал войти в деревню в одиночку и унести Тармангани, но когда увидел, как многочисленны чернокожие воины, а некоторые из них сидят прямо перед входом в логово, в которое втащили пленника, до Зу-Тага дошло, что эта работа для многих, а не для одного. Поэтому он так же тихо, как к появился на дереве, безмолвно ускользнул, прячась в листве, и помчался к северу.

Обезьянье племя все еще слонялось вокруг хижины, построенной Тарзаном и Бертой Кирчер. Некоторые лениво искали пищу у края леса, другие уселись на корточках в тени деревьев на поляне.

Девушка вышла из хижины, слезы на ее лице высохли, и она с беспокойством смотрела на юг, где поднимались стеной джунгли, там и исчез Тарзан. Изредка она бросала подозрительные взгляды в сторону громадных волосатых антропоидов, обступивших ее жилище. Как легко смог бы любой из этих огромных зверей войти в загородку из колючек бома и убить ее. Как она была беспомощна, даже вооруженная копьем, оставленным ей человеком-обезьяной. Девушка понимала это, оглядывая в тысячный раз массивные спины, воловьи шеи, огромные мускулистые конечности любопытствующих тварей. Шары бицепсов легко перекатывались под блестящей шерстью. «Никогда,— подумала девушка,— я не видела такого олицетворения грубой силы, какими являются эти самцы». Огромные лапы сломали бы бесполезное в ее руках копье, как она сломала бы спичку. Малейший удар, нанесенный такой лапой, мог бы лишить ее сознания и даже привести к смерти.

И пока Берта Кирчер была занята такими гнетущими мыслями, она с тревогой поглядывала на чернеющую на юге стену джунглей. Вдруг с дерева прямо на полянку соскочил огромный молодой самец.