Я оседаю на стуле. Как будто где-то на моей коже есть дырка, в которую выходит воздух. С каждой секундой я сдуваюсь все быстрее и быстрее.
— Не могу сказать, что он мне не нравится, — шепчу я. — Когда-то давно я тоже была влюблена в него. Ты сама сказала, что это неизбежно. А потом… не знаю. Теперь это невозможно. Ничего не получится.
— Потому что… он хочет секса?
— Джек, мы не будем об этом разговаривать.
Подруга снова всплескивает руками, как бы говоря «Ну что ты будешь делать!»
— Я его слишком хорошо знаю, — продолжаю я. — Я знаю, с кем он встречался. Я помню все, что он о них рассказывал. И Стефани Кру я тоже помню. Я знаю, чего он хочет. Со мной это не получится.
— Ладно, я понимаю, но, может быть, тебе стоит получше подумать? Я не говорю, что все непременно получится, но если уж он хочет попробовать… И потом, чем он хуже Фома? Если ты ничего не знаешь о парне, это не делает его идеальным.
— Н-не делает, да.
Я не могу признаться, что Джек ударила в яблочко. Хотя я прекрасно знаю, что это невозможно, что это так не работает, я все это время надеялась, что, пока мы с Фомом не говорим о сексе, этой проблемы вроде как и нет. И никогда не будет. Да, это глупо. И Джек учует эту глупость с любого расстояния.
— Ладно. — Джек садится на кровать рядом со мной. — Слушай, я понимаю, что ты не виновата в том, что чувствуешь. Помни это. Ты можешь хотеть чего угодно и от кого угодно. Серьезно. Я просто не понимаю, зачем тебе понадобилось снимать с себя половину одежды.
— Я хотела уличить его во лжи, — произношу я, хотя уже понимаю, что эта фраза лишена всякого смысла. — Не знаю, я не могу…
— Обещай мне не делать так больше, ладно? Не трепли ему нервы лишний раз. — Прежде чем я открываю рот, она продолжает: — Знаю, знаю, я не могу тебя винить в том, что ты всех запутала, когда мне ни разу в жизни не приходилось ни в чем таком признаваться. Но у меня полно других поводов злиться на тебя. Например, то, что ты не сказала мне про интервью. И то, что тебе плевать на Пола. И на меня плевать.
— Джек, я…
Подруга яростно качает головой и снова перебивает меня:
— Нет, я еще не перестала на тебя злиться. Тем более, до тебя, похоже, пока не дошло.
С этими словами она уходит. Я стою на крыльце и смотрю, как она идет мимо двенадцати участков, разделяющих наши дома. Через сутки нас будут разделять уже не двенадцать участков, а восемь сотен миль.
24
Утром мама отвозит меня в аэропорт. Самолёт взлетает ровно в семь. Ничто не может оправдать будильник на пять утра, особенно если на дворе каникулы, так что я сползаю на переднее сиденье бесформенной полубессознательной кучей.
Мама сочувственно улыбается:
— Жить будешь?
— Вот что значит самый дешёвый рейс, — бормочу я.
— Но дело того стоит, не так ли?
Я обдумываю её слова и угрюмо киваю.
— Позвони, когда приземлитесь, — просит мама. — И когда заселишься в номер, ладно? Мне все еще не слишком нравится, что ты будешь жить одна в огромном отеле.
— Мам, всё будет хорошо. И я буду не одна, Джордж Коннор ведь тоже едет.
— Час от часу не легче…
— Боже, мама, успокойся! Мы с Джорджем вообще с этой стороны друг друга не рассматриваем.
Я так и не рассказала маме про Фома. Мне казалось, что это необязательно, ведь я его даже живьем ни разу не видела. Да, знаю, это нелогично.
В каком-то смысле даже хорошо, что вчерашнее «интервью» всплыло именно перед поездкой: мне просто не до него. Вчера вечером я даже не стала открывать его на компьютере, чтобы перечитать самые жестокие места и посмотреть комментарии. Это бы только лишний раз меня расстроило, а мне не хотелось ехать в Орландо в плохом настроении. За последние пару месяцев я хорошо усвоила, что плохие отзывы держатся у меня в голове куда дольше хороших. Так что, если я не хочу навеки забить их себе в мозг, не надо их читать. И точка.
Про Пола я тоже стараюсь не думать, но это уже сложнее. Я сворачиваюсь калачиком в кресле зала ожидания и пытаюсь читать Entertainment Weekly, но мое сознание улетает далеко и все время подкидывает мне новые образы и куски фраз. Лицо Пола, когда я сняла с себя футболку. «Пятнадцать тыкв». «Запутались». «Тебе плевать». Я загоняю их обратно, говоря себе, что сейчас надо думать совсем о другом. Об Орландо. О том, на какие форумы и встречи я хочу пойти, как уложить волосы к торжественному ужину и что сказать залу, если мы получим «Золотую тубу». Ну и про Фома тоже можно подумать.
Я достаю телефон и читаю его последнее сообщение: «До скорой-скорой встречи!»
Мы наконец-то увидимся. Мы наконец-то поговорим, используя голос. Это огромный шаг вперёд. Так что мне надо сосредоточиться на этом. А Лексингтон пусть пару дней подождет.