Таша

— И тот впустил его в дом? Что за дела?

— Так он же наш командир… в страже то есть. Как он мог не пустить?

— Буду знать теперь… А чего сидел, что ему надо было?

— Говорили. Про сына выспрашивал, а тот и рад рассказать про малого — любит его. Про тебя — все ли у тебя хорошо, почему не пришла во дворец?

— Дело ему есть? — рассердилась я.

— Спросил, приносили ли одежду для тебя?

— Так это от него?! — поразилась я, оглядываясь. Юрас все еще стоял у дома и смотрел нам вслед, — а с чего это он вдруг?

— Вернись — спроси, — хмыкнул привид.

Этим утром я все же рассмотрела то, что лежало с вечера на моей кровати — длинное, наверное, в самый пол, платье из рытого светло-серого бархата. Рукава из мягкой ткани только прикрывали локти. Дальше, до самого запястья рука была бы затянута в драгоценное кружево такого же цвета. Оно еще поднималось от груди до самой шеи — других украшений не было. Зато были еще туфельки… как раз в пору мне. Я отложила подарок, не зная, что со всем этим делать, что думать, кого благодарить за него? Теперь вот знала… отвернулась — мы выезжали из дворцового парка, втягивались в узкую щель улицы между высокими городскими домами. Копыта коней звонко зацокали по мостовой.

Уже за городом сорвались в галоп и понеслись… по команде Таруса меняя на ходу конский шаг. Глухо били лесную дорогу конские копыта, мелькали по ее обочинам деревья, сливаясь в серовато-зеленую стену. Возле столицы леса были редкими и светлыми — чищенными от сухостоя и старых деревьев. А дальше становились глухими и темными, с сильным и влажным лесным запахом. Но дорога не менялась — оставалась такой же проезжей — обихоженной.

Первый день дался мне тяжело. По стольку сидеть в седле я все же не привыкла. Когда, наконец, остановились, не могла заставить себя поднять и перекинуть ногу через седельную луку. Ведун подошел, потянулся помочь, а только я вдруг взлетела в руках невидимого друга… он отнес меня и легко опустил на большой пень. На поляне, где тот доживал свой век, командир решил остановиться на ночлег.

Тарус хмыкнул, глядя на это, подошел все же ко мне и протянул нож в ножнах из тисненой темной кожи. Их кончик был высоко окован серебром, на котором ясно просматривались тонко прорезанные морозные узоры. Из богатых ножен выглядывало такое же светлое навершие рукоятки ножа.

— Тебе, — сказал коротко, вложив в мою руку.

— Не нужно, у меня уже есть — Мастер озаботился. Забери, — протянула я ему оружие обратно.

— Это не от меня. Не разбрасывайся таким — эта сталь из Дамоскла. Не просто красива, но и крепче ее нет — хороший клинок рубит.

— Зачем мне рубить клинки? — прошептала я, уже понимая, от кого очередной подарок.

— Ты и не руби… Просто вынь и полюбуйся, нам тоже разреши. Такую красоту не часто увидишь.

Подошли другие воины, обступили нас. С интересом наблюдали, как выпростала я из богатых ножен узорчатый клинок. По серебристой стали змеился темный замысловатый узор. Мужики зашептали, потянулись руками и долго еще рассматривали оружие. Им это было близко, они знали в нем толк.

А я помогала накрыть поляну к ужину — резала хлеб, сыр и пахучее вареное мясо из отрядных запасов. Раскладывала круто вареные яйца и зелень на провощенной холстине, раскинутой на конской попоне. И не понимала — куда делась моя вина перед Юрасом?

Я раньше чуяла ее в себе, как постоянное беспокойство и недовольство собой. Она ушла, потому что он принял мою просьбу о прощении и не держит больше обиды на мои злые речи? Почему вдруг отпустили даже заботы о родных мне людях, а главным стало — достичь того, за чем мы едем сейчас? А все, что мешало думать только об этом, осталось позади? Оттого, что я знала — он позаботится о них, о сыне? Я будто стала свободной ото всех долгов и тяжелых мыслей. Не жалела сейчас ни о чем.

Засыпала в отведенном мне небольшом шатре безо всяких тревожных дум. Укуталась в теплое одеяло, что сняли с вьючной лошади, подложила под голову сложенный подушкой воинский плащ… уснула сразу же.

* * *

Место, к которому мы, наконец, добрались, и правда оказалось почти непригодным для жизни. Кругом были одни каменистые пустоши, покрытые стелящейся по земле, прижимающейся к ней узловатой порослью. Ветра не давали ничему живому подняться высоко над землей. Она скрипела под ногами мелкой каменной крошкой и рвала обувь ребрами острых скальных выступов. Правда, как и рассказывал во время нашего путешествия Тарус, от дома, где проживала раньше стража и до всех трех маяков были расчищены проходы. По ним каждое утро добиралась смена — конными. Высокие крепкие строения маяков стояли очень далеко друг от друга — ехать нужно было долго. Но все равно стражники жили в одном доме. Здесь, среди камней, на морском юру, в природной неприкаянности и неуюте хотелось держаться вместе — рядом. Сейчас в проходах кое-где виднелись небольшие валуны и каменная крошка, очевидно — последствия бури. Проходы просто нужно было немного обновить.