Я говорила со всеми, всех позвала с собой, попросив исполнить еще одно — отомстить степнякам за страшно замученных ведунов, за товарищей, погибших в больших битвах и малых сшибках в степи. Попробовать прекратить вражеские набеги.
— Могла бы сама или кто другой — сделали бы. А только у нас одна надежда — на вас. Хоть раз-другой… отгоните, запугайте так, чтобы дорогу забыли. Чтобы знали, что любой, возглавивший отряд, будет уничтожен. Без командира набег не состоится, вы воины — сами знаете.
— Отчего же? — хмыкнул Закар, — еще и как состоится. Потому что у каждого командира подготовлена замена на случай гибели в бою, а то и не одна.
— Так… убивайте всех, — растерялась я.
— Ты забыла кто мы? Бесплотные духи… всего лишь. На рывке, одним усилием сможем… но не передушить весь отряд. Чего-то вы не додумали.
— Будто мы знали… Значит… по двое будете сторожить. Один убивает первого, второй — того, кто примет командование. Я прошу вас просто попытаться. Не выйдет — отобьется стража, как всегда… или же не отобьется… Не вовеки же вам там стоять? Может, и одного раза будет довольно.
А потом я вдруг вспомнила:
— Конь… а ведь мне велено отпустить тебя сейчас. Ты как — готов уйти?
Привид колыхнулся к друзьям, глухо вымолвил:
— Не готов я… Дозвольте быть с вами, искупить вину… дайте заработать прощение за то, что совершил.
Когда собрались уходить домой, оставив смену на маяках, я вспомнила вдруг, как опять накрыло меня не просто злостью, а яростью — тогда, на обрыве. Что-то это было слишком, что-то со мною делалось не то… До сих пор кончики пальцев покалывало. Потому возле котла и дежурили мужики — сами готовили еду. А я спросила у Таруса — бывает ли у него вот так? И как он борется с этим, чтобы не навредить кому ненароком?
— Я тоже не коплю, сбрасываю. Но это бывает не так часто… даже редко. Моя суть не отвергает темные чувства. Я — не ты…, неприязнь к тебе жила во мне долгое время. Как сбрасываю, когда припрет? — хмыкнул он, — а воду грею. В тот день, когда я накинулся на тебя возле конюшен, у всего отряда была великая помывка у колодца.
Мы всмотрелись друг другу в глаза, я хмыкнула, пырхнула, он тоже… и мы рассмеялись… Отсмеявшись, спросила:
— А мне, может, расчистить проходы от камней? А ведь хорошо ты сказал про помывку… Тогда, может, натаскаете воды? Нагреем на костре, хочется уже вымыться толком, а то только холодные речки всю дорогу.
Так мы задержались еще на один день. Устроили себе праздник — и с помывкой, и с вкусной едой, которую я уже не боялась готовить, сбросив все нехорошее на камни. На маяках последний раз стояли вахту привиды, а мы побаловали остающихся ребят, укрывшись от ветра за домом и устроив вечер прощания у костра. Опять много говорили, но только сейчас разговоры были серьезные. Все больше говорили о том, что здесь случилось — тогда и сейчас. Тот зов, погубивший смену, звался Голосом моря.
— Я не слыхал о таком в наших краях… никогда. Вот в южных морях не такая уж это редкость, о нем знают все. Перед штормом иногда случается что-то такое… Он еще и не начинался, а море словно поет, этот зов — гул, идет из самых страшных глубин… и люди, забывая все, кидаются в воду с корабельной палубы… тонут. А наших вот и на берегу достало, — задумчиво рассказывал ведун.
— А есть способ как-то обезопасить тех, кто остаются?
— Не думаю, что это повторится, во всяком случае — в ближайшее время. Такое здесь случилось впервые на людской памяти. Но да, неплохо бы. Самые сильные обереги привозят к нам из Змеиного леса, а еще — целебные зелья на травах и змеином яде. Живет там одна семья, но о ней мало что известно. Если дать им заказ, грамотно объяснить, от чего нужен оберег, то я думаю — справятся и сделают. Я давно рвусь туда, любопытно узнать — что там и как?
— А что же тогда до сих пор…?
— Так змей же боюсь… — улыбнулся он, а мы все недоверчиво засмеялись.
Один из стражников — Данил, светловолосый серьезный парень, вынес из дома длинный сверток и все зашевелились, обрадовавшись чему-то.
— Дан… здорово! Давай что-нибудь веселое… — просили товарищи.
— Нет, лучше душевное, свое что-нибудь. Здесь даже говорить громко как-то…
— Сам решай — что. Что душа просит, — советовали другие.
Дан вытащил что-то похожее на гусли, но узкое и более длинное. Струн тут было втрое меньше, и здесь они были одной длины, зато — разной толщины. Парень уселся на самое удобное место, которое ему сразу выделили. Тронул струны рукой, побренчал ими немного и, наконец, прикрыв глаза ресницами, запел. На его губах цвела ласковая, мечтательная улыбка, голос был сильным, чистым, несказанно приятным для слуха: