Татьяна Москвина Смерть- это все мужчины

Когда я это заметила? Не поймать начала. Может быть, его и не было. Или началось так постепенно и нежно, как бывает в лесу, в солнечную безветренную погоду, когда едва смещаются воздушные потоки и первыми на это отзываются осины, а последними - ели. Я всегда кланялась лесу: «Здравствуй, лес-батюшка...» И не случалось, чтобы я оставалась без даров или заплутала. Постепенно стала нарастать тайная милость, особенное «грибное счастье», и не оно одно. Людям, которые вредили мне, начинало крупно не везти в жизни, если я хорошенько этого желала. Я редко это делала, точно нарушая грозный запрет, самоволкой, огрызаясь на неведомых стражей - но делала. Себе-то зачем врать. Иногда я находила деньги на земле. Не фигурально, а буквально - пять, десять рублей (до реформ то были приличные деньги). Представляю себе моих ангелов-хранителей, препирающихся с бухгалтерией небесной канцелярии по вопросу о том, сколько выделить денег А. Н. Зиминой, 19.. года рождения, русской, беспартийной. «Пять рублей, больше не могу», - шипит потусторонний бухгалтер. «Хотя бы десять, Уоал Эоэлевич! - умоляет старший ангел. -Там одни колготки стоят семь семьдесят!» - «Обойдётся без колготок, - безжалостно отвечает замотанный сиротскими воплями сердобольных земских охранителей Уоал Эоэлевич. - От них вообще один вред. Пущай носит родимые хлопчатобумажные чулки в рубчик. Девяносто копеек пара...»Я была могущественной и жалкой, воинственной и беззащитной одновременно. И не плоть подводила меня, с нею бы я справилась, либо запретив себе осуществлять желания, либо осуществляя их с беспечной, всеядной лёгкостью. Сдавала мою крепость предательница душа.

Что она такое? Совокупный портрет, рисуемый тысячелетиями, изображает нам её прелестной юной женщиной, чей земной удел - скитаться и страдать. Шалунья-девочка, душа, Психея, Псиша. У Псиши тьма врагов, но она непобедима. Псишу предаёт даже возлюбленный Амур, но она не умеет не любить. Она может заплутать и свалиться в дебри падших миров, где продолжает любить, плакать, болеть, делать глупости, жалеть, надеяться, верить, ожидать, умолять и тревожиться. Это Псиша вышивала иконы золотыми и серебряными ниточками, по сантиметру в день, и пела чистым тоненьким голосом о садах небесных и цветах лазоревых. Это Псиша тихо говорила умирающим солдатикам - «Потерпи, миленький», положив прохладную ладошку на разгорячённый битвами мужской лоб. Это Псиша, в извечном ожидании любимого, плела кружева и сочиняла дивные грустные песенки, которые в русской традиции так и называются - «страдания». Мне казалось, он смеётся, а он навек расстаётся! Люди добрые, поверьте, расставание - хуже смерти. Зачем было сердце вынуть, полюбить, потом покинуть... Она придумала делать деткам погремушки, брать немного мёда у пчёл, рассыпала по полянам речей ягодки уменьшительно-ласкательных суффиксов, сообразила, как приспособить в хозяйстве кислое молоко, и безустанно изобретала узоры для рубашек и полотенец. О, никто не умеет так заполнять время, как она! И вы всегда отличите дом, где живёт Псиша, от дома, где её нет. Псишу всегда любят и непременно обижают. В империи человеческого - то есть мужского - сознания интересы Псиши учитываются в наипоследнюю очередь. «Ну, это так, для души, - говорит мужчина извиняющимся внутренним голосом. - Надо же иногда... всё-таки...» И вот где-то на обочине судьбы заводится домик-крошечка в три окошечка, а там уж всё как следует. И кот ходит, толстый, обалдевший от сливок, и скатерть белая не вином залита, а стоят на ней расписные чашки, и подушки взбиты, и пироги поднялись - да что у ней может не заладиться, когда она счастлива! - и уж она слушала его, слушала и только ахала, когда про всякие ужасти, и вот мужчина прилёг вздремнуть и слышит, как часы тикают, как на фикусе лист вытягивается, как пытается дойти до кухни опухший от сытости таракан... «Вот я и в раю... - думает мужчина. - Век бы так!»

Но он уйдёт, Псиша. Они всегда уходят. Им куда-то надо.

Потерпеть-то можно, конечно. И подождать - наука немудрёная. Хорошо, когда есть детишки, особенно малые. Сходить к батюшке, исповедаться - а в чём тебе, Псиша, каяться-виниться? Калачиков послать в острог, тем, «несчастненьким». Они бы уж тебя не пощадили, а тебе их жалко? Дура ты, дура, Псиша, со всеми своими фикусами-фокусами, прибаутками и пирожками. Ну, и где твой мужчина? На войну ушёл, неприятеля бить, Родину сторожить? Нашла его пуля. В город на заработки, промышлять честным извозом? Зарезали изверги. Али кирпичи возит в соседнее село для новой церкви? Это он тебе так сказал? А не сидит ли он в кабаке с пропащими человеками, и не тебе ли он говорит - пошла вон, дура. Ай, крыша прохудилась, и забор починить некому. Ай, сена корове кому косить. Да ты не парься, Псиша. Ты с нами рядом присядь. Вот видишь - водочка? Бери, пей. Легче станет.