Татьяна Пельтцер. Главная бабушка Советского Союза

Ставили русскую классику с участием театральных актеров, причем актеров неплохих, но до театра кинематографу было как до неба. Когда Трофимов увидел, что кинематограф будет поприбыльнее иных подрядов, то забыл о своем прекраснодушном заявлении и начал с огромным удовольствием наживаться на искусстве, щедро разбавляя русскую классику чем придется, лишь бы публике нравилось.

Нет, кинематограф – это не искусство!

Но с коммерческой стороны у кинематографа все было в порядке. Картины выпускались одна за другой.

– Балаган! – восклицала Евгения Сергеевна, когда супруг приносил домой деньги, и тут же добавляла: – Но платят хорошо, ох, не сглазить бы!

Иван Романович много спорил с дочерью по поводу кинематографа. Спорил в своей обычной мягкой увещевающей манере:

– Дело-то совсем новое, погоди еще, будет кинематограф и цветной, и говорящий. Вот Моисей Никифорович хочет попробовать записывать звук на граммофонную пластинку. А кадры можно вручную раскрашивать… Ты подумай о том, с чего театр начинался – с ярмарочного балагана. Потом при дворах и у богатых аристократов появились первые труппы, потом стали появляться театры. Русской сцене всего полтора века! Первый настоящий театр появился в Ярославле в 1750 году! А сейчас время прогресса, год за десять прежних считать можно. Невозможно и представить, каким будет кинематограф лет через пятнадцать!

– А что там представлять! – фыркала Таня.

Фыркать-то фыркала, но в глубине души завидовала актрисам, лица которых красовались на афишах. Популярность кинематограф и впрямь давал невиданную. Театральной актрисе требуются годы на то, чтобы завоевать популярность. А тут снимешься в двух-трех картинах – и ты уже звезда! По всей империи от Ревеля[23] до Владивостока тебя знают, восхищаются, ждут новых картин.

Нет, это не искусство! Но что-то в этом есть.

Посторонних в съемочные павильоны не пускали. Этот запрет касался и родственников актеров. Но с некоторых пор Таня начала искать любой повод для того, чтобы заглянуть в киноателье в то время, когда там снимался отец. В глубине души засела мечта о том, как кто-нибудь из актрис, Гордина или Мезенцева, не явятся к назначенному часу на съемки, а режиссер (отец или кто-то другой) обратит внимание на подвернувшуюся кстати молодую актрису и… И история, случившаяся в театре Синельникова, повторится в киноателье «Русь». А почему бы и нет? Кинематограф – не искусство и с театром его сравнивать просто кощунственно, но прославиться в одночасье на всю империю юной актрисе очень хотелось. Кому не хочется славы, тем более в юности?

Великий немой и очаровывал, и отталкивал.

К слову будь сказано, Иван Романович, будучи горячим сторонником и защитником кинематографа, своими съемками в картинах совершенно не гордился, рассматривая их только как способ заработка, не более того. Он непременно отмечал все театральные премьеры, но не выход очередной картины. Мог часами рассказывать знакомым о театре, но о работе в киноателье «Русь» упоминал лишь вскользь, скупо, с кривой улыбочкой на добродушном лице – пустяки какие, ну вы понимаете. Единственным реверансом Великому немому была афиша первого фильма Ивана Романовича «Как он устранил своего соперника», сохраненная им на память. В этом фарсе он выступал в качестве режиссера-постановщика и исполнителя главной роли.

С кинематографом Тане не повезло. Не получилось так, как с театром. Если кто-то из актеров заболевал и не являлся на съемки, режиссер на ходу менял план съемок и снимал другие сцены. Если актер выбывал из строя надолго или навсегда, то ему находили замену – кого-то похожего. Гримировали, снимали со спины, женщин часто выручала вуаль, но продолжали съемки, не переснимая отснятого материала – дорого. Купец Трофимов был бережлив и денег на ветер швырять не любил. Двенадцатилетняя Таня ни на одну из замен так и не сгодилась, по какому поводу сильно расстраивалась. Расстраивалась и злилась на себя за это расстройство – подумаешь, в картине сняться не удалось, главное, чтобы в театре все хорошо складывалось!

В театре миниатюр Струйского у Тани было много ролей. Она играла девочек, иногда девушек и очень часто сорванцов. Особенно модны тогда были мальчишки-газетчики, которые, продавая газеты, исполняли куплеты на злободневные темы. Энергии у Тани было хоть отбавляй, ловкости тоже хватало, она освоила несколько акробатических трюков, которыми оживляла свое выступление. Могла подбросить непроданные газеты в воздух и укатиться за кулисы «колесом». Могла пройтись по сцене на руках или сесть на шпагат. Могла крутить ногами бочонок. Кроме того, Таня играла выразительно и неплохо пела. Правда, отец советовал ей сейчас петь поменьше, чтобы не сломать голос. Незачем перенапрягать связки в этом возрасте. Вот стукнет шестнадцать, тогда хоть соловьем заливайся.

– Тебе, Танюша, цены нет, – отечески хвалил ее Струйский. – С какой стороны ни взглянешь – хороша. Только вот характер… Но нашему брату актеру без характера нельзя. Актеру без характера гибель.