Читаем Татьяна Тарханова полностью

Низко опустив голову, Татьяна молча слушала Игната. Но чем больше он говорил ей о трудной жизни деревни, об истощенной и лишенной плодородия земле, тем все больше и больше в ней зрела решимость поехать в деревню. Ведь если на земле так плохо, то тем более она обязана отдать ей все свои силы и знания. Какую силу, какие знания? Об этом она не думала. И если еще несколько минут назад Татьяна не понимала Игната и даже была напугана его неожиданным возмущением, то теперь она ясно себе представляла, почему то, что, казалось бы, должно было принести ему радость, вызвало протест. Ах, любимая внучка, близкий, родной человек! Как ей хотелось подойти к нему и зло спросить: «Деда, а может, мне почудилось, что ты подал в партию?» Но она знала, какой это будет обидой для старика, и лишь спросила:

— Помнишь, деда, как мы с тобой в поле ходили? Помнишь, как ты мне рассказывал про землю в Пухляках, на которой все растет, а я слушала тебя, и мне казалось, что Пухляки — это где-то в сказке, за тридевять земель...

— На комбинате куда хочешь иди, а в колхоз пойти не позволю. Иль зря я все эти годы работал? Нет, пусть люди покрепче берут на себя все тяготы и беды земли.

— Я все равно уеду, — упрямо сказала Татьяна. — Уеду! И никто меня не удержит.

Уля не вмешивалась в этот неожиданный конфликт. Вот уж не предполагала она, что Таньку потянет в деревню, и тем более не ожидала, что этому так решительно воспротивится старик Тарханов. Но когда уже поздно вечером подруги остались вдвоем, Уля, не скрывая своего явного недоверия, откровенно спросила:

— Послушай, Танька, ты это всерьез насчет деревни или так, от томления души?

— Тебя, конечно, больше устраивает томление души?.. Тогда так просто посоветовать: «Сиди в Глинске и не рыпайся».

— А ты что думаешь делать в деревне?

— То же, что и ты: работать.

— Постой, Танька. Матвей поехал, чтобы быть председателем колхоза. Его послала партия. Я поехала вместе с Матвеем и буду агротехником. А ты почему едешь?

— Просто так... Потому что не могу не поехать. И даже не знаю, что буду делать. Неужели ничего не найдется?

— Значит, серьезно?

— Я могу задать тебе такой же вопрос: ты никогда не думала о земле, ты даже не была юннаткой, а сейчас в колхозе хочешь стать агрономом, бороться за плодородие земли. Серьезно ли это? Все серьезно, что по влечению сердца. И совсем не обязательны какие-то большие замыслы. Просто по-человечески — хочу в деревню. Ну, больше мне там нравится. Имею я на это право? Или такое разрешается только с путевкой комсомола? Да еще когда самой не очень хочется?

— Не будем, Танька, ругаться. Я знаю, как трудно в деревне.

— Ты постарела, как дед Игнат.

— Дуреха, ты думаешь, я не заинтересована видеть твою морду в Пухляках? Но тогда бери расчет и поступай вместе со мной в агрошколу.

— Наконец-то я узнаю Ульяну Ефремову.

Утром Татьяна пошла на работу, как обычно, к восьми часам. И как всегда, проверив свой участок, сама встала к формовочному столу. Но за полчаса до обеденного гудка она сбросила с себя спецовку и направилась в партком к Сухорукову.

— Ну, товарищ мастер, какая у нас беда? — спросил Сухоруков, сразу понявший по одному хмурому виду Татьяны, что у нее не все ладно.

— Алексей Иванович, когда я кончила школу, то хотела поступить на биологический факультет.

— Слыхал, помешала болезнь бабушки. Снова учиться решила?

— В агрошколе. Уля тоже там будет.

— Дед с земли ушел, а внучка на землю возвращается?

Она ответила сердито:

— Почему вы спрашиваете меня так, словно я делаю не то какую-то глупость, не то что-то необъяснимое?

Сухоруков улыбнулся:

— И дед согласен?

— Я взрослая, — уклончиво ответила Татьяна.

— Поговорю с директором... А все-таки, дед согласен?

— Я взрослая, — повторила Татьяна и вышла из комнаты.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Татьяну на учебу в агрошколу не отпустили, хотя сам Сухоруков пытался ей в этом помочь. Шло освоение большого сложного заказа для доменных печей, и оставить формовочную без мастера, который больше, чем любой другой формовщик, знал новые изделия, грозило если не срывом задания, то во всяком случае серьезными убытками от брака, обычно обнаруживаемого уже после сушки и особенно после обжига.

Уля, как могла, утешала подругу, даже пыталась передать ей знания, которые она получала в агрошколе. Но из этого ничего не вышло. Мало самой понять, надо уметь объяснить. Да и вечером Татьяна приходила с работы такой усталой, что ни о каких серьезных занятиях не могло быть и речи. Единственно, что обнадеживало Тарханову, было обещание директора комбината отпустить ее из формовочной через полгода, когда Ефремова будет возвращаться в Пухляки. Что касается деда, то он больше не возвращался к разговору о ее желании уехать в деревню, и только одного она не могла понять — смирился ли он с неизбежностью ее отъезда или не верит в него, тем более что так неудачно все вышло с ее попыткой поступить в агрошколу.

Перейти на страницу:

Похожие книги