Когда катали появились в котловане, Игнат, который почти забыл о Банщикове, вновь ощутил рядом с собой опасность. Тем более что Егор подкатил именно к нему свою тачку. Тарханов стал осторожен и не спускал глаз со своего старого противника. Эх, его счастье — не может он, Тарханов, пойти куда надо и рассказать о ночном нападении. Но и один на один, и даже один против Егора и его дружков он сдюжит. Только не попадаться им в темном заулке. А среди бела дня напасть не посмеют. Да и что они сделают своими финками против его лопаты? Однажды Банщиков спустился по настилу в котлован и, как полагается, поставил перед ним свою тачку. Пока Игнат насыпал землю, Банщиков не спеша закурил и завел с другими каталями разговор о том, что вот несправедливо дают карточки ударника. Каждый по силе нажимает — всем надо и давать. Игнат подумал: вот стоит человек, который дважды хотел его ограбить, а он принужден с ним работать, терпеть его. Хотелось хоть чем-нибудь отомстить ему. И тогда, почти не сознавая, что он делает, Игнат стал бросать землю с таким ожесточением, что наполнил тачку в два раза быстрее обычного. И крикнул со злорадством:
— Давай вези!
Банщиков удивился, но ничего не сказал. А когда вернулся с пустой тачкой и Тарханов снова не дал ему спокойно выкурить папиросу, он тихо спросил:
— Тебе, борода, больше других надо?
— Я сюда не отдыхать хожу. Так что поспевай.
— Что я тебе, лошадь?
— Не под силу со мной работать, пусти другого, посильнее.
В следующий раз к Тарханову подъехал с тачкой уже не Банщиков. Игнат торжествовал. Он словно нащупал слабое место врага. Так вот ты чего больше всего боишься — работы! Нет, хоть ты и ушел, Егор-бандюга, а я тебя достану. Что-нибудь да придумаю. Но что придумать? И тут, сам того не подозревая, к нему на помощь пришел Матвей Осипов.
В обеденный перерыв в столовой Матвей сказал:
— Игнат Федорович, а ведь неладно у нас идет работа.
— Тебе, зрячему-то, виднее.
— Да это и слепому видно. Ну что у нас получается? Подъезжает каталь, мы наваливаем, он стоит и ждет. Насыпали — поехал каталь, мы стоим, ждем, когда он вернется.
— Такая работа.
— Чепуха! Разве нельзя дать каждому каталю запасную тачку? Пока он катит — мы насыпаем. Верных сто пятьдесят процентов нормы дадим.
Игнат даже перестал есть. Сто пятьдесят! А ведь мальчонка прав. Вот оно где комсомольское сработало. Идейность эта самая! А давно ли лопату держать научился?
— А тачки запасные нам дадут? — усомнился Игнат.
— Не беспокойся.
— Тогда начинай.
— Мне нельзя. Ну, кто я для каталей? Комсомолец, мальчишка! Я буду копать, а какой-нибудь Банщиков поднимет бузу.
— Банщиков, говоришь? — переспросил Игнат. И от неожиданной мысли, которая взволновала его, схватил себя за бороду. — Послушай, Матвей, давай я начну... Ты там своих ребят уговори. Ты забудь, что я иной раз спорил с тобой. Я ведь не чужой вам. Согласен?
— Об этом, Игнат Федорович, я и хотел вас просить.
— О чем тут говорить? Идем тачки добывать. Ты будешь копать, я возить. Я им, бандюгам, покажу.
— Это каким бандюгам?
— Есть такие! Которых вы, зрячие, не видите. А я, слепой, носом чую. Тоже идейность. Своя, мужицкая. Так что давай, доставай тачки.
И началась работа на двух тачках. Игнат катает, Матвей еле-еле успевает нагружать порожняк. Где другие одну тачку вывезут, Игнат две. Да еще обратно с порожняком обгоняет. Ну, Егор, несдобровать тебе! Ты сам не знаешь, что будет. Игнат чуть не рысью катит по дощатому настилу. Эй, кто там впереди, не задерживай. Что скажешь, Егор? А Банщиков словно ничего не замечал. Работал, как прежде. Десять минут катит, десять ждет. Сидит — не спешит, и идет — не торопится. А свой удар готовил. Но с той стороны, откуда Игнат никак не ожидал. Когда в конце смены выяснилось, что Осипов и Тарханов выполнили норму на двести процентов, Банщиков вскочил на опрокинутую тачку и крикнул, оглядывая столпившихся вокруг землекопов и каталей:
— Товарищи! Как есть мы сознательный рабочий класс, то все должны, как один, поддержать наших передовиков. И я первый обязуюсь. Обязуюсь и вызываю.
Игнат шел с работы с Матвеем. Тот оживленно говорил:
— Ведь как здорово получилось, Игнат Федорович. В первый же день завязалось такое соревнование.
— Ничего хорошего нет в этом, — хмуро отвечал Тарханов. — Заместо того, чтобы ударить по некоторым личностям, мы их подняли.
— Что ни говори, а Банщиков первый откликнулся на наш вызов. Ну почему вы против него?
— Этого я тебе объяснить не могу.
— Но почему?
— Помнишь, что сам говорил насчет слепых и зрячих, и не приставай.
— Думаете, не выполнит своего обязательства?
— Ничего я не знаю, — отмахнулся Игнат. — Лучше бы не связывался я с тобой.