Татьянин день

– Так, продолжаем разговор: кто, где работает? Чего молчите? Рассказывайте, поддерживайте беседу! – Таня Борковская вопросительно уставилась на подруг в предвкушении любопытных историй. Присутствующие за столом беспомощно переглянулись и заерзали на стульях, будто им предложили что-то невероятно неприятное – например, прилюдно сдать анализ бак посев или еще что-нибудь более отталкивающее.

– Я швея, – произнесла хрипловатым голосом Баля, через долгую паузу.

Услышав признание подруги, Борковская закашлялась, поперхнувшись мартини. Ее глаза округлились, как два блюдца, а рот был распахнут от удивления. Ксюша с трудом сдерживала улыбку, наблюдая за ней, уж очень бывшая одноклассница напоминала в это мгновение куклу из интим-магазина.

– Ты швея? – недоумевала Карасева.

– Ну, да. Работаю на фабрике, – Баль пыталась выглядеть естественно и непринужденно. Ей вдруг показалось, что она слышит звук строчащей швейной машинки, Таня испуганно посмотрела по сторонам.

– Ты же никогда не шила! В школе на уроках труда ругалась с учительницей! – В голосе Карасевой помимо удивления появись нотки осуждения.

– А теперь шью. Фартуки, халаты, ночные рубашки… Если нужно по дешевке – обращайтесь.

Ксюша с любопытством рассматривала густо покрасневшую одноклассницу. Ей сложно было представить, что эта женщина с плохо загримированными шрамами на лице, агрессивно реагирующая на любую угрозу со стороны, может сидеть за стрекочущим аппаратом, старательно сшивая детали, и превращать их в готовые вещи, которые попадают на прилавки магазинов. Однажды покупая в подарок для бабушки-соседки фартук, Ксения озадачилась вопросом: кто занимается выпуском этих незамысловатых и старомодных тряпиц? Ей виделась маленькая заброшенная фабрика, на которой несколько станков под руководством дирижера-рабочего бездушно сшивают куски ткани, преобразовывая их в товары народного потребления. Смешной кухонный аксессуар красного цвета в крупный белый горох с карманом, на котором аппликация – улыбающееся лицо круглощекого повара вызвал бурю эмоций у неизбалованной вниманием старушки-пенсионерки.

– А байковые халаты есть? – заинтересовано спросила Дунаева. – Я бы взяла. Они мягкие и теплые. Сейчас не продают почему-то.

– Продают. Просто места надо знать. Мы же шьем для кого-то… каждый день, – глаза Бали погрустнели еще больше, она тяжело вздохнула.

Нервно затрезвонил колокольчик, и компания Татьян на мгновение замерла, уставившись на дверь. В зал кафе ввалилась влюбленная парочка, весело смеясь и плотно прижимаясь друг к другу, они бесцеремонно целовались, не обращая внимания на окружающих. В них было столько искренности и душевности, что многие люди невольно начинали ерзать, смущаясь. Карасева, раздраженная фривольностью молодежи, встрепенулась и немного грубо произнесла, обращаясь к Бале:

– Зарплата, наверное, небольшая?

– На жизнь хватает. Я одна. Мне много ли надо? Булку хлеба на неделю, да пачку чая, – она была честна и отвечала совсем без грубости, лишь с легкой печалью.

– А живешь где, Танечка? – участливо уточнила Дуня, сиротливо пряча обожженные руки.

– Живу в общаге фабричной. У меня комната. Сральник, умывальник – не на этаже, как обычно, а все под рукой. Кухня общая, но я почти не готовлю. Не люблю готовить.

Баль достала из кармана мешковатой клетчатой рубашки сигареты и сосредоточенно завертела в руках мятую дешевую пачку. Она ненавидела свою убогую комнату-клетку, в которой вынуждена была жить, точнее, скрываться от жизни. Каждый ее день был похож на предыдущий: она вставала рано утром, заваривала чай в эмалированной кружке с рисунком косоглазой божьей коровки, выкуривала крепкую сигарету, завтракала бутербродом и отправлялась на фабрику. Вечером – телевизор. Бессонная ночь, которую она коротала, купаясь в воспоминаниях, и снова утро… В выходной Таня Баль предпочитала заниматься уборкой. Женщина не любила быт и домоводство, но ведь нужно было чем-то занять себя в воскресный день! И алкоголь… Баля предпочитала крепкие напитки, в частности, самый доступный народный продукт – водку. Каждое воскресенье, завершив приборку она садилась за стол и, откупорив бутылку сорокаградусного пойла, под музыкальное сопровождение радиоприемника погружалась в тихий праздник. Она любила эти вечера. Иногда зажигала свечи. А бывало, покупала на закуску какой-нибудь деликатес: кусочек семги или дорогущей колбасы. А потом спала мертвецким сном без дум и размышлений, без сожалений и слез. Воскресные вечера в маленькой комнате общаги – драгоценный ритуал одинокой женщины.

– Еще кому-то общаги дают. Удивительно! – выдохнула Карасева. – У нас на заводе давно это дело прикрыли. Комнатушки все приватизировали, кто успел, тот по две-три хапнул!