Татьянин день. В паутине обмана

Никифоров, оглушенный потерей должности, которую даже не успел получить, переваривал услышанное от Горина, когда ему позвонила из Испании Татьяна. После нескольких дежурных шуточек он как бы между прочим сообщил ей потрясающую новость.

— Да я сейчас папе позвоню, и через пять минут Горин внезапно поймет, что не может без тебя обойтись! — решительно заявила Баринова.

— Не надо звонить никаким папам, я не ребенок. Сколько можно меня опекать?!

— Может, и верно, — согласилась жена. — Вот что, Сережа, ну их всех в болото! Увольняйся-ка ты из этой богадельни и приезжай наконец ко мне!

— А что, это мысль, — оживился Никифоров. — Солнце, море, пляж, девочки… Может, консультантом в твою клинику устроюсь… Надо будет еще документы в отделе кадров сразу забрать. И билет купить! Все, пошел увольняться!

Разъединившись, он действительно взял лист бумаги и размашистым почерком написал заявление. Посидев еще минуту, встал и отправился к Горину. В приемной он остановился, услышав крики из кабинета, — Жанна и Вадим продолжали на повышенных тонах выяснять отношения. Сергей немного подождал, пожал плечами, положил заявление Жанне на стол и удалился, не желая им мешать. Еше чуть погодя вернулся и забрал листок с собой.

— Хватит устраивать здесь сцены, — попытался Горин унять вконец разбушевавшуюся жену. — Ко мне сейчас человек придет!

— Который звучит гордо? Разбежкина-а-а?!

— Таня-то тебе чем не угодила?!

— Вот именно что ничем! — отрезала Жанна. — Что, старая любовь не ржавеет?

— Извините, я не вовремя? — Таня приоткрыла дверь — только что они с Анной подготовили ее документы, и теперь следовало подробнее поговорить с Вадимом о делах.

— А ты всегда не вовремя, — с ненавистью бросила Жанна.

— Мы уже закончили, проходи, — сказал Вадим. — Жанна как раз уходит.

Той ничего не оставалось, как убраться назад в приемную. Там-то ее и застала Анна, нарвавшись на раздраженное:

— Занят!

— Я знаю, — ответила Анна, — я…

— Вот все всё знают и все равно ходят, — взорвалась Жанна. — Проходной двор устроили!

— А Таня там? На совещании?

— Там твоя Таня, она теперь сюда как к себе домой является! Как это только охрана ее не остановила? Без всякого пропуска!

— Почему без пропуска? Я ей его сама выписала, — возразила Анна, — Пока, правда, временный, но это ненадолго.

— Что значит — «пока*? — подозрительно спросила Жанна.

— А вы не знаете? Вам Вадим Леонидович не сообщил?

— Нет, не сообщил! Следовательно, не было ничего важного, о чем имело смысл упоминать!

— Вам видней, — согласилась Анна. — Вы, пожалуйста, скажите Тане, чтобы зашла ко мне, когда освободится, ладно? Я все окончательно подготовила…

— Что это — «все»?!

— Обычный набор документов — трудовая книжка, анкета, заявление…

— Она тут работать, что ли, собралась? Не на моем ли месте?

— Вряд ли она намерена отбирать у вас хлеб, — успокоила ее Анна. — У Тани должность совсем другая. Вице-президент компании.

— …Так, и еще я хочу, чтобы ты дала оценку всем проектам, которые мы сейчас ведем, с точки зрения их рентабельности и перспективности, — объяснял Горин Тане.

— И здравого смысла, — добавила она, делая какие-то пометки в блокноте.

— Точно. А потом мы соберемся и обсудим наши впечатления.

Кто-то постучал в дверь.

— Жанна, — раздраженно крикнул Вадим, — я занят!

— Я не Жанна, и всего на минуту, — дверь открылась, и в кабинет вошел Сергей Никифоров с заявлением об увольнении в руках. — Таня? — потрясенно прошептал он, не замечая, как листок, выпавший из его руки, медленно, как во сне, опускается на пол.

2

Константин Романович Устинов, сидя на детских качелях перед домом Рыбкиных, задумчиво жевал пирожок и вспоминал события почти пятилетием давности. Какие перемены тогда внезапно наметились в его, в общем, довольно спокойной и размеренной, хотя и неприкаянной жизни! Яркое и сильное чувство к Анне, к тому же разделенное… В этом он не мог ошибиться! Да и что ей, такой интересной, неглупой женщине, было делать рядом с никчемным мужем, способным только на пустое бахвальство и периодические запои? Но нет, Анна тогда сделала выбор в пользу Виктора. Прямо ожившая классика: «Я вас люблю, к чему лукавить, но я другому отдана я буду век ему верна…»

И Устинову не осталось тогда другого выхода, как уйти из жизни Анны и вообще уехать из Москвы — по-прежнему одному, как перекати-поле. Так было лучше для всех, в том числе и для Анниной дочери Кати с ее детской отчаянной влюбленностью в него, скромного школьного учителя. Может, если бы не Катя, Анна поступила бы совсем иначе. Ну да что теперь гадать. История, как известно, не знает сослагательного наклонения…

Из подъезда — того самого! — вышла высокая, с иголочки одетая девушка и направилась к припаркованной возле дома иномарке. Что ж, машина вполне соответствовала имиджу владелицы. Даже странно, что такая красавица делает в местных хрущобах.

Словно почувствовав на себе взгляд Устинова, девушка остановилась и обернулась, посмотрев на него в упор.

— Катя, — выдохнул он, забыв про недоеденный пирожок.