После Кремонской битвы к Веспасиану отовсюду шли все новые и новые радостные известия. Теперь множество людей из различных сословий, положившись на судьбу и собственное мужество, устремились по бурному зимнему морю к новому принцепсу, дабы сообщить ему о смерти Вителлия. Прибыли к нему и послы царя Вологеза, предлагавшего Веспасиану сорок тысяч парфянских всадников[135]. Радостное и великолепное зрелище: принцепс, которому союзники предлагают столь значительную помощь и который в ней не нуждается! Поблагодарив Вологеза, попросив передать ему, что в империи ныне царит мир и послов следует направлять в сенат[136], Веспасиан занялся положением в Италии и в Риме. Первое, что ему пришлось услышать, были жалобы на Домициана, который, как говорили, разрешал себе больше, чем позволяется сыну принцепса, особенно в его возрасте. Веспасиан разделил свою армию, оставил лучшие войска Титу и поручил ему продолжать войну в Иудее[137].
52.
Рассказывают, что перед отъездом Веспасиана Тит долго говорил с отцом, просил его не верить слухам, порочащим Домициана, и при встрече отнестись к сыну беспристрастно и снисходительно «Настоящая опора человека, облеченного верховной властью, — говорил Тит, — не легионы и не флоты, а дети, и чем больше их, тем лучше. По воле времени и судеб, под влиянием страстей или заблуждений слабеет чувство дружбы, друзья покидают нас, привязываются к кому-нибудь другому, и только узы крови остаются нерушимы. Особенно крепки они должны быть в семье принцепса, который счастье свое делит и с посторонними, а беды — только с самыми близкими. Как же сумеем мы с братом жить в мире и согласии, если отец не подаст нам пример?». Речи эти не заставили Веспасиана отнестись к Домициану снисходительнее, но верность Тита семье и уважение, которое он питал к старинным нравам, искренне порадовали отца. Он отвечал, что об интересах мира и делах семьи позаботится сам, Титу же посоветовал не беспокоиться, а лучше думать о том, как прославить государство разумным ведением войны и собственной доблестью. Потом Веспасиан приказал нагрузить зерном самые быстроходные корабли и отправил их в Рим, хотя море еще не успокоилось от зимних бурь: положение в столице было критическим, — когда отправленные Веспасианом суда вошли, наконец, в гавань, хлеба в амбарах оставалось едва на десять дней.
53.
Восстановление Капитолия Веспасиан поручил Луцию Вестину, который, хотя и происходил из сословия всадников, пользовался таким уважением и снискал столь добрую славу, что считался одним из первых людей в государстве[138]. Созванные им гаруспики[139] объявили, что развалины старого храма следует вывезти на болота[140], а новый возводить на том же фундаменте: по словам гаруспиков, боги были против изменений в форме храма. Одиннадцатый день после июльских календ[141] был ясный и безоблачный; место, отведенное под постройку храма, обложили венками и обвили священными лентами; в образовавшееся пространство вошли солдаты, носившие особенно счастливые имена[142], держа в руках ветви деревьев, сулящих удачу[143]. Потом весталки, сопровождаемые мальчиками и девочками, у которых были живы отец и мать, омылись водой, зачерпнутой из рек и чистых ключей. Претор Гельвидий Приск вступил вслед за понтификом Плавтием Элианом[144] на место будущего храма, очистил его, принеся в жертву свинью, овцу и быка[145], и, разложив внутренности животных на дерне[146], обратился к Юпитеру, Юноне и Минерве, к богам-покровителям империи, прося их даровать делу успех и своей божественной десницей вознести на вершину славы предназначенное для них обиталище, к сооружению которого люди ныне приступают. Произнеся молитву, Гельвидий взялся за священные повязки, которыми были увиты камень[147] и опутывавшие его веревки. Тотчас же все остальные: магистраты, жрецы, сенаторы, всадники, множество людей из простого народа, — упираясь изо всех сил, сдвинули и с криками ликованья поволокли огромную глыбу. Отовсюду в основание храма бросали слитки золота, серебра, сырую, не ведавшую еще горна руду, — гаруспики заранее предупредили, что нельзя осквернять закладываемый храм золотом или камнями, ранее предназначавшимися для какой-либо иной цели. Новое здание сделали выше старого: говорили, что малая высота была единственным недостатком прежнего храма, и только это жрецы и разрешили изменить.