Тацит П. К. Сочинения в двух томах Том II: История

61. После того как к нему присоединилась британская армия[163], Вителлий, располагавший теперь несметными силами и богатствами, решил начать войну, действуя по двум направлениям и поручив ведение ее двум полководцам. Фабию Валенту было велено посулами переманить галльские провинции на сторону восставших, а в случае отказа — опустошить эти земли и через Коттианские Альпы[164] вторгнуться в Италию. Цецина получил приказ двигаться более коротким путем и спуститься в Италию через Пенинский перевал[165]. Под командование Валента были отданы отдельные подразделения, выбранные из нижнегерманской армии, и пятый легион в полном составе, со своим знаменем, когортами и конными отрядами, всего до сорока тысяч солдат. Цецина из Верхней Германии вывел тридцатитысячную армию, ядро которой составлял двадцать первый легион. И тому, и другому были приданы вспомогательные отряды, состоявшие из германцев. Ими же Вителлий пополнил и те части, с которыми намеревался сам следовать за главными силами.

62. Император и армия самым удивительным образом отличались друг от друга. Солдаты настаивают, требуют начать войну немедленно, пока галльские провинции еще трепещут от страха, а испанские медлят; нас не остановят ни зима, ни привычка к мирной жизни, достойная только трусов, кричат они; надо вторгнуться в Италию, занять Рим; во время гражданских смут самое безопасное — идти вперед, и действовать важнее, чем рассуждать. Вителлий же, как будто оцепенев, не двигался с места. Предвкушая положение принцепса, он проводил время в праздности, роскоши и пирах, среди бела дня появлялся на людях, объевшийся и пьяный. Солдаты, охваченные одушевлением и энергией, действовали за него, и поэтому могло показаться, будто в армии есть настоящий командующий, который людям мужественным внушает надежду на успех, а слабым страх. Войска стояли в полной боевой готовности и требовали приказа о выступлении. Вителлию они тут же присвоили имя Германика — называть себя Цезарем он не разрешал даже и после победы[166].

Когда Фабий Валент уходил со своей армией в поход, ему было счастливое знамение: в самый день выступления в небе появился орел и медленно полетел впереди войска, как бы указывая ему дорогу. Сопровождаемый радостными криками солдат, он долго парил над двигавшейся колонной. Никто не сомневался, что то было предзнаменование великого и блестящего успеха.

63. Армия спокойно вступила на территорию союзных тревиров и остановилась в городе Диводуре[167], принадлежащем племени медиоматриков[168]. Здесь солдатами, несмотря на оказанный им прекрасный прием, внезапно овладел беспричинный страх, и, похватав оружие, они бросились убивать ни в чем не повинных жителей — не ради добычи, не из желания пограбить, а движимые лишь исступлением и яростью. Чем непонятней были причини, вызвавшие резню, тем труднее было их устранить; лишь под влиянием просьб и заклинаний командующего солдаты пришли в себя, и племя удалось спасти от полного истребления. Тем не менее убитых оказалось около четырех тысяч человек. Галльские провинции охватил такой ужас, что целые племена, со старейшинами во главе, выходили навстречу войскам, моля о пощаде, женщины и дети бросались к ногам солдат, делали все, чтобы умилостивить гнев воинов и добиться мира, хотя по существу никакой войны и не было.

64. Весть об убийстве Гальбы и о захвате власти Отоном достигла Фабия Валента, когда он находился в землях племени левков[169]. У солдат, однако, это известие не вызвало ни радости, ни ужаса, — только война была у них на уме. Галльские провинции перестали колебаться — Вителлия и Отона они ненавидели равно, но бояться им приходилось прежде всего Вителлия. Следующим на пути армии было племя лингонов, верных сторонников вителлианской партии. Принятые ими весьма радушно, солдаты соревновались в предупредительности и любезности. Но радость была недолгой: наглость батавских когорт положила ей конец. Как я уже упоминал[170], они отбились от четырнадцатого легиона и Фабий Валент влил их в свою армию. Между батавами и легионерами начались перебранки, потом стычки, остальные солдаты встали на сторону кто тех, кто других, и дело дошло бы до настоящей битвы, если бы Валент, наказав нескольких смутьянов, не образумил батавов, забывших было о воинской дисциплине.

Найти повод для войны с эдуями, несмотря на все старания, оказалось невозможно: им было приказано снабдить армию оружием и деньгами — они поставили еще и провиант. Жители Лугдунума сделали то же самое, но не из страха, как эдуи, а с радостью[171]. Италийский легион и таврийская конница были выведены из Лугдунума, а в городе решили оставить восемнадцатую когорту[172], которая и раньше стояла здесь на зимних квартирах. Легат Италийского легиона Манлий Валент, несмотря на свои заслуги перед Вителлием, был встречен им весьма холодно: Фабий успел очернить в глазах Вителлия ничего не подозревавшего легата, которого он в присутствии других всячески расхваливал, чтобы усыпить его бдительность.