ТАТУИРО (HOMO)

– Смотри! Видишь, дядька идет, во-он, в старом пальто. Из-за угла вывернулся?

– Ну?

– Это Альехо Алехандро! То бишь – Ляпиков Илья Афанасьич, по-настоящему.

Витька разглядывал сгорбленную фигуру, квадратные брюки, волосы, жиденько собранные на затылке, обширную лысину.

– Это?

– Да!

Витька смотрел. Почти с возмущением. Имя Альехо красовалось под лучшими с точки зрения Витьки снимками – лучших моделей глянца. Не слишком интересуясь репортажами с тусовок, где, как он полагал, Альехо должен был мелькать часто, представлял себе смуглого мачо, приехавшего из южных краев, очарованного северными красотками. И оставшегося в столице купаться в деньгах, славе и женщинах.

Толстяк, не вынимая рук из карманов, прошел в разъехавшиеся двери фотоцентра.

– Ну, посмотрел? Рот закрой, поехали!

– Наташ! Я поговорить с ним должен, сказать…

– Как гений с гением, да?

Уже сидя за рулем, газанула:

– Садись.

Витька сел. Со злостью глянул, как зевающее со сна в облаках солнце просвечивает Наташины кудряшки.

– Слушай, я что – жиголо какой? Не нужна мне твоя камера! Раскомандовалась, блин.

Наташа заглушила двигатель.

– Витенька… Ты прости меня…

Смотрела на обиженный Витькин профиль – не поворачивался, дулся. Ждала. Не выдержал, повернулся, уперся в глаза.

– Ну, вот, хорошо. Ты уж смотри на меня, ладно? Пойми, тогда, в первый наш с тобой день, я случайно в тот район попала. Тебя увидела, с курткой в руке. И сразу поняла – переспим. Кажется, просто все, но – не так. Будто щелчок и сразу – свет в длинном ангаре, когда между полок и до самой дальней стены. А на стене – рисунок. Поняла тогда, что будем вместе для чего-то. Все будто сдвинулось и стало падать на меня. Все. Кроме той стены с рисунком. Нет, не падало, а – придвинулось, наделось на меня, как новая шуба. Я говорю ерунду?

– Н-не знаю…

Наташа смотрела беспомощно, держала руки перед собой, раскрывала веером пальцы, сжимала кулаки…

– И я не знаю. Только Альехо… Рано тебе еще – с ним…

– На фига ты мне его тогда показала?

– Потому что про одежду заговорил! Вот и… Ты посмотрел на него? Посмотрел? Плюнь на тряпки, ходи в своем! Ты важен, не куртка!

Витька смотрел вниз. Колени обтянуты джинсами, свет все ярче – видны переплетения нитей. Руки с полусогнутыми пальцами, каждая на своем колене. Несимметричная симметрия. Волоски на фалангах, ноготь большого пальца ловит блик. Ловит и отпускает в такт дыханию. А правый указательный – с обгрызенным краешком ногтя. Все ровные и гладкие, а этот, как грыз в детстве, так и остался с щербатинкой сбоку.

Запульсировало в ноге. Мысленно ограничил кадр, двигая рамки, решая – пусть руки будут вместе с запястьями, тогда видно, откуда ассимметрия, – одна рука чуть вывернута, изгиб запястья – почти надлом. И внизу, из полумрака выступив, еле видна обувь. Далеко, маячит. Из темноты низа.

– Ты слышишь меня?

– Да.

– А мне кажется, нет.

– Ты откуда знаешь? Про Альехо? Знакома с ним?

– Да.

– А…

– Витя, ну, не спрашивай пока!

Посмотрел в блестящие глаза. Скруглился блеск, пополз по щеке – слезой. Витька расстроился, довел девочку хорошую, добрую девочку. Но, если вот так, крупным планом – лицо, а сбоку обязательно, чтоб краешек зеркала вошел, и в нем – остро загнутые ресницы накладные, мокрые, жалкенькие. И подпись «Объяснение». Нет, не надо подписи…

Наташа вздохнула. Вытерла слезы невесомым платочком:

– Снял, придурок талантливый?

Витька покраснел:

– Что, заметно?

– А то! Глаза стеклянные, уши глухие.

– Наташка, ты зачем все понимаешь? Я не знал, что такие женщины бывают!

Она, дождавшись просвета, плавно поворачивая руль, встроилась в поток автомашин.

– Бывают, только нечасто. Я тебя у метро высажу. Камеру забери. Остальное вечером подвезу, когда приеду вас забирать со Степкой.

На перекрестке у станции Витька, уже выскочив из машины, держа вытащенную из коробки серебристую игрушку, оглаживая ее пальцами, нагнулся к раскрытому окну. Как в первый раз…

– Ты не плачь больше, хорошо?

– Не буду. Витюш, носи эту куртку, хорошо?

– Господи, Натка, сама же сказала – условности, пустяки!

– Да! Вот мы по их условностям – нашими! Будешь носить?

– Конечно!

Стоял, смотрел, как выворачивает девушка машину, вертя кудрявой головой и вдруг вспомнил. Подбежал, уцепился за круглый краешек стекла:

– Наташка, а что там на стене? Какой рисунок?

– На какой стене?

– Ты сказала – стена, щелчок, свет.

– Цветное что-то, граффити. Змея, кажется.

Да, змея. Витька стоял, сжимая камеру. Улыбался. Конечно, змея.

Уши ныли, хоть и накрыл телефон разноцветной подушкой. Снова отключить? Что-то пустился в воспоминания. Будто именно сегодня надо повторить пройденное, как в школе. Есть ли время? Через час придет Степан. Будет пилить из-за этой, как ее, что убежала. Ирки. За фотосессию обещала дать денег. Потом поднапилась и захотела переспать.

Второй раз уже. И денег обещала второй раз.

Он усмехнулся. Скинул подушку и отключил телефон. Повторять пройденное, так повторять…

Целый час в запасе.

Вспомнить девочек, клубы, тусовки?