ТАТУИРО (HOMO)

Девчонки рассмеялись. Наташа смотрела на отражение, на беззаботно смеющуюся Нинку, что работает без выходных по 20 часов в день, носит один и тот же свитер с залосненными рукавами и мешковатые джинсы.

Смотрела на стремительную шею, четкие косточки плеч, основания красивых грудей – хоть ваяй сейчас в мраморе. И влюблялась. Не по-женски, а, чувствуя себя мужчиной, смотря – мужчиной, до зуда в кончиках пальцев, стащить бы с груди ткань и…

– Ладно, Натусь, спасибо тебе, поддержала. Еще раз кофе и работать.

Выходя и уже прикрывая за собой дверь примерочной, Ната сунулась обратно. Сказала Нинке, надевающей беленький лифчик:

– У меня пригласительные на открытие клуба Софкиного. Хочешь?

– Да-а-а!!! Спасибо! А то Софка сто раз обещала, но не принесла, а просить ее не хочу. И платье надеть?

– Да я не из-за платья, не в платье, ну, короче…, – Ната запуталась и беспомощно посмотрела на Нинку. Та махнула рукой:

– Да поняла я, поняла! Вот приду в этих своих штанищах, посмотрим, что споешь!

– Хо, не придешь! Тебя фэйс-контроль дальше угла улицы не пропустит! Будто Софочку не знаешь нашу!

– О-о, да-а-а, наша Софка!!! Я тебе сейчас расскажу, как они с подругой новую диету на себе испытывали! Умрешь…

Через полтора часа Наташа, наболтавшись, насмотревшись на тряпки и вещи до мельтешения в глазах, напившись кофе до бульканья в животе и солидарно ругнувшись с консьержем, приуставшая и присмиревшая от хорошего настроения, побрела к машине, на ходу открывая дверцу. Откинулась на подголовник, слушая, как мурлычет мотор. И услышала постукивание в темное стекло.

Медленно опустила стекло вдоль маячившей за ним мужской куртки, хмурясь, зная уже, это из-за слишком хорошего настроения, вот сукины дети, кто там этим заведует, и полдня порадоваться не дадут всласть!

Смуглолицый красавчик, чуть наклонив лицо, приподнял дымчатые очки над темными, без блеска, глазами. ПахнУл хорошим коньяком и очень дорогим парфюмом:

– Наташенька? Помнишь меня? Сеницкий, фотограф. Больше часа жду. Поговорить надо.

Глава 16

Наташа помолчала. В открытое окошко засвистел кусачий ветерок, затеребил темные пряди Никиных волос. Сеницкий, утомившись стоять внаклонку, вздохнул:

– Ну, может, пустишь? Я много времени не отниму у тебя. Надеюсь.

– Садись.

Фотограф, обойдя машину, изящно поместился на переднее сиденье, хлопнул дверцей, отрезав сквознячок. Благожелательно рассматривал девушку. Потом заинтересовался газоном за углом гаражей.

Наташа молчала.

– Ну? Как живешь?

– Нормально.

– Молодец. Ну, да, ты девочка жилистая. Расчетливая и хитрая. Такие везде выживают.

– Слушай, чего тебе? Я тороплюсь.

– А помнишь…

Наташа газанула. Мотор взревел, затыкая Сеницкому рот.

– Как тебя? Коля? Или нет – Николя? Говори, да я поеду. Нечего нам с тобой вместе вспоминать!

– Не Коля. Сейчас – Ники. Ну да, ну да. Это же такая мелочь – погуляли разок, покутили. Поспали. Я думал, может, тебе интересно вспомнить, ностальгично. Думал, захочешь снова фотографии посмотреть.

– Ты же все мне отдал!

Сеницкий улыбнулся. Погладил лежащую на коленях глянцевую барсетку:

– За дурака меня держишь? Похож я на дурака, милая?

Наташа смотрела на черный глянец.

– Не похож, – сказала сипло.

Мысли разбегались. Когда же это было? Года два назад назад. Да, завеялись они тогда с подругой в гости. Два дня куролесили. Мало что запомнила. Через неделю Сеницкий вызвонил ее, назначил встречу. Попросил денег взаймы. Немного, впрочем. Показал снимки. Нельзя сказать, что чересчур откровенные, никакого порно. Но увидела Ната свое поплывшее лицо, платье со съехавшим плечом, грудь одна выпала, а на бедре, под задранным подолом, чья-то рука, и затошнило ее тогда посильнее, чем с похмелья. Услышала, вся перекрутившись от стыда, мысленно, визгливый хохот подружки, которая там, за краем кадра – с двумя. И они – приговаривают что-то, похохатывают одобрительно.

Испугалась очень тогда. Вспомнила, как Санюлька, вечерами, тычется носом в ее волосы, вздыхает мирно, будто добрался до земли обетованной, каждый раз, как вместе засыпали. От страха собралась внутренне, и все смогла нормально спустить на тормозах. Поулыбалась Ники юмористически. Мол, с кем не бывает! Сделала вид, что мужу-то будет только приятно, такие вкусы – у мужа, любит на жену смотреть в разном виде. Сам отпускает на выгул. Так натурально врала, да еще и глазки состроила и вечерком в клуб зазвала, что Сеницкий поверил. Даже губы у него от расстройства задрожали, от обиды. Думал, испугается Наташа и заплатит, а оно вот как повернулось. Но снимки выкупила, как бы из кокетства и жалости.

Потом думала, прикидывала все. Поняла, спасла ее никина чрезмерная осторожность. Побоялся много запросить, значит, и вообще – побоялся. Получил свою небольшую выгоду и отстал. Надолго.

Наташа тогда присмирела, без меры не пила, осторожничала. А на Никину долю, видимо, других дурочек хватало, судя по резкому его взлету. Больше они не пересекались. Тусовались в разных местах и с разными людьми. Насколько это возможно. Такой вот урок.

Она заглушила двигатель. Повернувшись к Ники, одарила беспечной улыбкой: