Татуиро (serpentes), третья книга трилогии

"Что же из этого мне", - лихорадочно думала Кора, прикидывая. Можно побежать на площадь, поднять шум, и вождь наградит её. Но ведь на умершего в поединке запрещено смотреть и нельзя о нем говорить. А ну как он услышит и догонит? Убьёт? Никто не поможет, потому что нельзя ведь смотреть и видеть.

Кора запуталась, решая сложное дело, и почти пропустила, как Меру подтянулся на руках и вполз в проделанную дыру.

"А я и не видела, не видела, - шептала женщина и кивала сама себе, убеждённая, что и, верно, ничего не видела, - я пойду себе потихоньку, пока не вылез, вор проклятый, он верно, ищет поесть..."

Но уйти не успела. Копошась в дыре, Меру вылезал обратно. Свесил ноги и, тяжело спрыгнув, принял на руки что-то, мешком свалившееся на него. Кора, открыв рот, смотрела, как, взвалив на плечи, пошатываясь, но крепко ставя сильные ноги, понёс от дома вяло свисающее женское тело. Тонкие руки в браслетах болтались по его окровавленной груди. Волосы закрывали лицо женщины, а по её ногам колыхалась вышитая тайка с оторванным подолом. Сверкнули красные и зелёные круги вышивки цвета младшей жены вождя. Любимой Ладда-Хи, носившей в животе его сына.

Прижав руки к груди, Кора смотрела, как охотник вышел на тропу и почти сразу исчез, скрытый густой зеленью.

- Ох, - сказала она тихо-тихо и, повернувшись, побежала в другую сторону, чтобы попасть на площадь как можно дальше от тропы, по которой ушел Меру.

Удаляясь от страшного места, снова сказала:

- Ох! - уже сильнее, пробуя голос. А в голове крутились мелкие мысли, натыкаясь друг на друга. О том, как получше сделать, чтоб ей, может, дали подарок за то, что расскажет. И - бедная маленькая жена вождя... А поделом ей, девчонке, забрала в липкие руки такое богатство - сам вождь у ней, и няньки, женщины в услужении.

Кора пошла медленнее, чтобы дать изганнику подальше унести свою ношу. И только перед проходом меж хижинами, побежала, спотыкаясь и крича во весь голос:

- Ох! Горе, горе пришло, отец наш Мененес! Где твоя речная рыбка? Где твоя яркая птичка? Забрал её злыдень, и как же теперь? И сын твой, Мененес, где он родится, а?

Снова стих шум на площади и сидевшие у костров люди поворачивались, прислушиваясь. Кора бежала через смятую траву, рвала на себе растрёпанные волосы и краем глаза, довольная, видела, как люди поднимаются, поражённые страшной вестью. А перед ней медленно вставал с резного сиденья Мененес, узорчатый плащ сползал с широких плеч, накрывая медовую шкуру кота.

Кора упала на ступени и поползла наверх, всплёскивая руками и крича о подробностях, делая их всё страшнее:

- Не видала бы я мертвеца, вождь, но как не видеть, если он разорвал стену твоего дома и выбросил оттуда твою младшую жену, ох, ох, а она кричала и билась, когда он сломал ей руку, вождь. Как мёртвую антилопу, положил на плечи и унёс, унёс твою жену, твою Ладда-ху! Ох, вождь, да будет тебе счастье, что же делать-то? Я ему кричала-кричала, но ты же знаешь: мёртвый не слышит живых.

- Замолчи, старуха! - голос Мененеса ударил её, как ударяет землю упавшее дерево.

Он мотнул головой, и молодые охотники, до того стоявшие по сторонам, опираясь на копья, топоча, кинулись в дом. Вождь, застыв, ждал. Кора лежала на ступенях почти у его ног и вытирала слёзы скрюченным пальцем, подсматривая из-под руки, как мёртво, закаменев лицом, ждёт он вестей. Из дома послышались крики, и, выбежав, воины остановились поодаль с растерянными лицами. Повалились на деревянный настил.

- Что? - негромко спросил Мененес.

- Дыра, вождь. Он проделал её и украл Ладда-ху, - испуганно сказал один из мальчиков.

Ничего не изменилось в лицо Мененеса, и Кора, струхнув, решила, будет ей наказание: ну чего там одна жена, а их у вождя вон сколько, и все красавицы. И не сразу поняла, откуда доносится странный гул, похожий на низкое жужжание шмеля. Мененес кричал, не открывая рта, и глаза его были, как серые речные камни, покрытые пылью.

Кора с облегчением снова запричитала и стукнулась лбом о ступеньку. Стон затих, и вождь перевел дыхание.

- Уж он её бил-бил, - подкрикивала сама себе Кора, и картины похищения, нарисованные только что в голове, вставали перед её глазами, - ой-ой, бедная девочка, да прямо в живот...

- Замолчи!

- ...

Птицы в лесу трещали и чирикали, но их голоса ударялись о стоявшую над площадью тишину.

- Она... умерла?

Испугавшись, старуха зачастила, приподнимаясь на ладонях:

- Нет, нет, отец наш. Живая она и плакала, стонала, ножками дёргала.

- Покажешь, куда унёс, - Мененес опустился на сиденье, сжал резной поручень и вырвал его. Нагнулся вперед, держа в руке сломанную деревяшку и глядя поверх головы Коры.

Люди ждали, испуганно глядя. И через несколько ударов сердца лицо вождя ожило, прошла по нему мрачная тень. Он поднялся, и отброшенная деревяшка заскакала вниз по ступеням.

- Дети мои, мой лесной народ! - голос вождя загремел над потухающими кострами, заждавшимися поленьев.